Он не подвез ее к самому дому, вышли раньше. И медленно пошли той самой дорогой, по которой бегали с Олей, провожаясь вечерами. Сергей обнимал ее, прижимая к себе, и от этого было не очень удобно идти, Ленка то семенила, то делала шаг пошире, но стеснялась освободиться. Ночной ветерок лапал горячее лицо, выдувал из головы хмель, и она вспомнила, что дома сидит бабка, наверняка не спит, ходит в кухню, чтоб выглянуть в задернутое занавесками окно. И с другой стороны так же колышется штора на окне тети Веры, та вообще, неизвестно, когда спала, так тщательно следила за Ленкиными, и до этого Светкиными провожаниями. Ленка фыркнула. Светка, ее шатоломная сестрица, однажды устроила для соседки целое представление, заставив своего Петичка падать на колени, биться башкой о лавочку и гоняться за ней, неумолимой Светкой по ночному двору. Увлекшись, они расколыхали соседкину штору до нервного трепета, после чего встали рядом и торжественно поклонились черному окошку. Тетя Вера после этого неделю со Светкой не здоровалась, и с Ленкой тоже.
— Подожди, — вполголоса сказал Сергей, останавливая ее на том самом углу, на их с Рыбкой «серединке». Мягко подтолкнул ближе к тихой стене, укрытой темными кустами бирючины.
— Там тебя наверняка выпасают, в окошко. Заранее попрощаемся, да?
И он снова ее поцеловал, как-то совсем серьезно, совершенно по-взрослому, так что у Ленки обмякли ноги, и она повисла на сильных руках, цепляясь своими за его талию над ремнем джинсов. И снова ей не леталось, но было что-то такое в нажиме губ и в мерном дыхании, прижимающем ее к сильной груди под распахнутой курткой, что она, не успевая поймать мысль, подумала ее, улетающую. Как же сейчас — домой. Не надо сейчас домой, а пусть он ее забирает. Совсем. Туда, где кроме них — никого совсем и можно лежать, смеяться и разговаривать, как угодно, будто это летний песок, будто необитаемый остров. Даже если для этого сначала нужно будет…
Он медленно, ставя ее на землю, оторвал губы от ее полуоткрытых. Снял руки с ее талии, проводя обеими по волосам, прижимая пряди к ушам и говоря что-то, она видела, как шевелились его губы в рассеянном свете от лампы у крайнего подъезда.
— Ч-то?
— Я говорю, из тебя роскошная вырастет женщина. Когда-нибудь. Стоишь?
Ленка потопталась, проверяя. Кивнула, держась за его руку. Держаться было удивительно хорошо, даже лучше, чем целоваться. Непонятно почему, думала она, идя рядом. Так, будто снова они совершенно не тут, где-то в другом мире, в котором вообще все по-другому.
За десяток метров от подъезда она остановилась. Отняла руку и сказала: