— Прикинь, — засмеялся Пашка, щекоча ухо губами, — ну ты прикинь, видела эту — сиреневую? Приехала сюда в первый раз, меня отыскала. Люблю, говорит, жить не могу. Грозила отравиться. Вот глупые девки.
— А ты где ее взял? — Ленке стало приятно, что он сиреневую бросил и вот, жалуется.
— Та. То до армии еще. В школе за мной бегала, ну вернее, я ж в бурсу ушел с девятого, так она приезжала к нам на танцы там. Такое.
— Паш… ты ее случайно не того, на этого?
— Ты что! — испугался Пашка, она дите совсем была, мне садиться из-за нее, что ли? А сегодня что делать мне? Давай, соседка, я ей скажу, что мы с тобой встречаемся, а? Она и отстанет.
Ленка нашла глазами сиреневое пятно в темном углу. Стоит. Глаза блестят цветным, не отрываются от них. Торчат вокруг головы просвеченные кудряшки.
— Она одна, что ли?
— С подругами была, они тоже втроем везде шарятся, как вы вот, — он наклонился, поцеловать Ленку, но та увернулась. На сердце стало кисло. Странный он какой-то. Прилип, как репей к штанине, а мелет языком всякую обидную чушь. То — соседка, близко живешь, теперь вот — чтоб свалить от влюбленной девицы. И эта его телячья улыбочка. Как будто понимает, что все ему всегда простят. За его Пашкины красивые глазки.
— Стоит одна. Похоже, бросили ее подруги.
Он не оглядываясь, пожал плечами.
— Ну и что мне?
— Так проводи, — удивилась Ленка, — необязательно же в койку, даже если хочет. Проводи домой, чтоб ее не обидели тут.
Музыка кончилась. Пашка отодвинул от себя Ленку, весело оглядывая сердитое лицо.
— Ну, Ленуся, ты странная. Не встречал еще такую. Сама меня отшиваешь, и тут же — не трогай девочку, даже если захочет. А потом опять, иди проводи…
— Да что странного? — удивилась Ленка, — это нормальное все!
Пашка торжественно поцеловал ее в лоб, потом чмокнул в руку, потом прижал ее к груди, глядя умильно в глаза. И Ленка не выдержав, рассмеялась, толкая его от себя.
— Иди уже, герой-любовник.
Через некоторое время в туалете, плеская водой на пальцы, Оля нагибалась к Ленкиному уху, чтоб та слышала негромкие слова:
— Конечно. Он у тебя, считай, разрешения попросил, ясно? И девку эту свою сиреневую сегодня полапает. И с Ленусей не поругался.
Поднимаясь по лестнице навстречу громыханию, стукала каблуками, вытирая руки платком, продолжала:
— Удивляюсь я тебе, Малая. Такие простые вещи. А ты глазами хлопаешь. Все перевернешь и еще готова перед ним каяться, ах я какая, не даю Пашечке. А он бедный страдает через это. Во все стороны работает. Как Ганя козел. Да все они — козлы.
Ленка промолчала. Тем более, высокая дверь раскрылась навстречу, выпуская разгоряченных танцами, ахнула ревом динамиков.