После вступления запел жалобные слова, старательно отворачиваясь от мрачного учителя.
— Песни у людей разные,
А моя одна на века.
Звездочка моя ясная
Как ты от меня далека…
В полутемном зале уже топтались пары. У входа спорили двое плохо видимые, один тянулся к выключателю, а другой горячо уговаривал. И полумрак пока оставался нетронутым.
Из него вынырнул Митас, суя перед собой острый локоть. И Ленка встала, вздыхая, примерилась, кладя руку на плечо в шершавом пиджаке. Напряглась, когда Митечка обнял ее покрепче, притискивая к своим бедрам, затоптался, фальшиво мурлыкая в ухо и тяжело дыша.
— Поздно мы с тобой поняли, — страдал гитарист, дергая струны.
От Митаса пахло потом, и еле заметно, и от того совсем противно — соленой рыбой, старый устоявшийся запах. Сдерживая дыхание, Ленка подумала, ну да, как многие, в частном доме живет, там вечно с водой проблемы, постирать и помыться — подвиг.
— Даже проплывать по небу, — подпевал Митя, толкая Ленку в угол и загораживая от зала острыми вихрами волос, — да, Каткова?
— У меня, Митя, вообще-то имя есть, — разозлилась она, напряженно удерживая его на расстоянии от рубашки.
— Леночка, — пропел Митас, и тыкнулся губами под волосы, около уха, — щекотная какая.
Ленка мрачно подумала, ну и дурында, пусть бы и дальше называл Катком.
Песня, наконец, кончилась, музыканты грянули веселое, иностранное, и зал, разогревшись, запрыгал, мелькая цветными лицами и сверкая зубами.
Извинительно выдравшись из Митиных рук, Ленка проскочила через толпу, разыскивая своих девчонок, увидела старательно прыгающую Валю, задирающую в такт музыке ручки. И встала танцевать рядом, встряхивая волосами, чтоб побыстрее избавиться от запаха Митаса.
— Ай лав изи лай, — самозабвенно пела Валя, тряся кудряшками.
И Ленка смеясь, подтянула ей:
— Эн сови бигин!
— Фулишли лейла лала-лалала-ла — кричал зал, и все так же, как Валя, поднимали руки, мелко шагая и встряхивая головами.
На сторожевой пост вместо мрачного физика заступила толстая дама в растянутой вязаной кофте, села на стул, благожелательно качая башней начесанных волос.
Музыка длилась, замирала, свет разгорался и угасал, дергался и плавно перетекал из красного в синий, сменялся зеленым, а после — под одобрительный визг — белыми вспышками стробоскопа. Девочки прыгали, уходили на лавочку, где сидела монументом Виола, горбя круглую спину и качая стрижкой в ответ на Ленкины уговоры поплясать. Падали рядом, чтоб отдышаться. И Валя, рыская по залу восторженным взглядом, делилась впечатлениями, состоящими в основном из «о-о-о» и «ах». На очередной медленный танец ее пригласил плохо различимый в сумраке мальчик, и Валя, увлекаемая партнером, оглянулась на Ленку сияющими глазами. Ленка кивнула ей, и сразу откинулась, сгибаясь за спину Виолы — пряталась от Мити, там и сям мелькающего в зале.