— Понравится, — заверила Олеся, но готовно отклячила задницу, дожидаясь, когда Ленка прилепит блестящий коричневый прямоугольник. Тряхнув завитыми соломенными кудряшками, выпятила подбородок, оглядывая себя со спины.
— А-атлично! Тебе за нее денег надо?
— Да ну, — Ленка махнула рукой, унося лейбочку к швейной машине, — два года лежит все равно.
Олеся выдралась из почти готовых штанов, влезла в узкую юбку и села, кладя ногу на ногу. Покачивая тапочком на затянутой колготками ступне, благожелательно осматривала комнату. Ленка крутила ручку швейной машинки, и когда поворачивалась, то в стекле книжного шкафа видела отраженное олесино лицо — с маленьким четким подбородком, широкими скулами и копной золотистых кудрей до плеч.
— О, — сказала Олеся, — у нас такой же Пушкин. И Лермонтов. А Маяковского мама не стала, говорит, ну его.
— Мне он тоже не очень, — засмеялась Ленка, — у мамы там просто сложные отношения с председателем книжного клуба, ну с председательшей. Она к маме прониклась, и ей в первую очередь выдает всякие подписки, ну и приходится брать все, что дает-то. Сказала, пусть постоит, потом продадим кому.
— Мне скажешь, — решила Олеся, — мать моя у вас купит и толканет дальше. О, а это ты читаешь, что ли?
Потянулась, переворачивая обложкой к себе большую тяжелую книгу.
— Ка… кале…
— Калевала, — Ленка повернула штаны под иголкой, снова крутанула ручку, — финский эпос, легенды там всякие.
— Сказки, — слегка разочарованно уточнила Олеся, отодвигая книгу, — а там? Зеленая такая толстая.
— Кобо Абэ, — призналась Ленка, — японец, романы пишет.
— Интересные?
Ленка секунду помолчала, вытаскивая джинсы из-под лапки машины. Пожала плечами.
— Ну. Мне нравятся. Заумные только сильно. Но это классно.
Олеся кивнула, улыбаясь. Ленка давно убедилась, Олеся Приймакова, главная красавица класса и вечный то староста, то председатель комсомольской организации класса, девочка умная. Она царила, повелевая влюбленными мальчишками, пока не выросли одноклассницы, лет в пятнадцать, и вместо одной королевы стало вдруг много хорошеньких девиц. Другая бы стала воевать или обижаться, но Олеся просто стала подружкой всем бывшим гадким утятам. И к Ленке относилась тоже хорошо, за что та немедленно ей простила бывшие обиды, которых было не так мало.
— А я на базаре Кинга видела, — вдруг сказала Олеся, — мы с мамой ходили кофточку покупать. А он там стоит, с пацанами, такой весь крутой…
Ленка встала, встряхивая джинсы на вытянутых руках.
— Ага. И что?
— Так. Ничего. Ты же вроде с ним крутишь.
— Я? — Ленка опустила руки, с которых Олеся взяла готовые штаны, осмотрела и, кивнув, стала складывать аккуратным квадратом.