— Тебя девки видели. Ты с ним в тачку садилась. Он тебе дверцу открывал, весь такой рыцарь.
— А-а. Нет. То, ну по делу была встреча. Правда.
— Да ладно, твои дела, Каточек. Только имей в виду, у него баб, шо грязи. Я его друга знаю немножко, его мать с моей в санатории отдыхала. Ну, много там про деточек друг другу рассказали, на всяких процедурах. И она плакалась, вот какой у Витеньки друган, взрослый и опасный. Ты, Ленка, там поаккуратнее.
— Да я… — Ленка хотела возмутиться. Даже подумала мельком, Олеся специально это говорит. Но голубые глаза смотрели спокойно, без ехидства, и она поняла, нет, не врет, просто предупреждает. Потому кивнула.
— Вот, — Олеся вынула из бисерного кошелька сложенные купюры, — спасибо тебе, Ленчик. А то мать мне три пары штанов притащила, одни в жопе не лезут, у других пояс болтается. А в твоих я просто кинозвезда.
— Ты и так кинозвезда, — искренне сказала Ленка, сжимая в руке деньги.
Олеся кивнула. Она знала, что красивая.
Пока она бережно, чтоб не раскрутились, поправляла волосы, Ленка принесла чашки и банку растворимого кофе с пышногрудой индийской танцовщицей на коричневом боку. И девочки сели, болтая в чашках ложечками.
— У тебя интересно, — сказала Олеся. И спросила, отвлекаясь от книжных полок, статуэток из черного дерева и большой розовой раковины на полке:
— Чо там с Лидушей? Не сильно зачмарила? Я ж в курсе, Кочерга ей напиздела, про Феодосию.
— Ну… знаешь, я думала, скандалище будет. Лидуша вызвала меня, я стою, она молчит. Потом говорит, ты сочинение пишешь? Я говорю, ну, думаю еще. Она — та долго что-то думаешь. И вообще, Каткова, бралась бы за ум. А я что, не берусь, что ли? Ладно бы пары хватала, а то нормально ж учусь, чего им надо-то.
— Учиться мало, — наставительно сказала Олеся, поднося чашечку к накрашенным губам, — надо принимать участие в общественной жизни. И чего там с этим сочинением? Тоже мне горе. Берешь в библиотеке подшивки, года три назад которые. И передираешь передовицы. Подряд. Зуб даю, никто не заметит. Я так все сочинения пишу, и смотри, Элина мне за них пятерки лепит. Чего делаешь кислую морду?
— Как-то мне от всего этого тошно, Лесь. Одно вранье выходит. И еще эта активность. Достало оно все. Собрания, политинформации эти. Бастуют мусорщики Парижа! О горе какое, бастуют! А недавно, ты болела как раз, прикинь, Мартышка на уроке подняла Саньку Андросова и как стала на него орать, вот у тебя на штанах написано «монтана»!
— У Андроса что, чухасы новые?
— Да нет, он лейбу содрал откуда-то и на свои школьные налепил. Прикололся.