— Какая же тут агитация? — удивилась она, держась за край парты, — наоборот, режиссер хотел сказать, как это все плохо, когда не вовремя…
— Слишком уж откровенно сказал, — прервала ее Элина, застегивая на пиджаке еще одну пуговку, будто защищаясь, — эту тему, вообще, трогать не следует! В вашем возрасте!
Ленка скинула кожуру в мусорное ведро. Поставила миску с картошкой в раковину.
Какой-то дурдом. А то не знает никто из них, что если двое спят, то в итоге получаются дети. Лучше бы о другом говорил хоть кто — что делать, чтоб не было. А в школе даже слово «замуж» считается ругательным. Что, Евсеева, орала Мартышка, губы намазала, замуж торопишься, да?
Такое ощущение, что замуж никто из них не пойдет, никогда. А все кинутся учиться и после делать карьеру, хотя какая там карьера, у той же самой Евсеевой, у которой коровьи глаза, бараний ум и грудь, как у тетки на базаре — необъятная. Оля Евсеева еще после восьмого хотела уйти, закончить курсы кондитеров и делать торты в цеху полуфабрикатов. Она их даже рисует в тетрадках на уроках. Но предки цель поставили, чтоб Олечка добилась всего, чего у них нету. Они каждый год свинью режут, деньги у них есть. А высшего нету. Вот бедная Олька и осталась на два года — в окно смотреть и мечтать о своих тортах.
Ленка резала мытую картошку. Развлекалась, вырезая из кругляшей звездочки и квадратики.
А Евсеева, сидя на низкой лавочке в спортзале, смотрит на молодого физрука, и вздыхает так, будто высокий стройный Алик сам кусок торта, и он обходит девчачью лавку подальше, прижимая локти к бокам.
У самой Ленки с мамой были два прикола, на тему. Еще лет в десять, гуляя с мамой по парку и доедая мороженое, Ленка спросила невинным тоном:
— Мам, а что такое «стриптиз»?
Спросила специально, потому что сама уже узнала, что слово значит, но было ей интересно, как мать выкрутится и что скажет.
Алла Дмитриевна замолчала. Потом кашлянула неловко. И выбрасывая в урну мятую липкую бумажку, сказала хрипло:
— Ну… это я потом тебе скажу. Позже. А откуда ты услышала, мне интересно?
— Так, — пожала плечами маленькая хитрая Ленка, — в книжке одной увидела слово.
Мама не ответила и дальше шли молча.
Ну и потом, в Ленкины четырнадцать, мама зашла как-то к ним в комнату, присела на диван и, маясь, краснея, стала Ленке говорить, насчет того, что вот наступит скоро возраст, и будут у нее женские дела, ну, понимаешь, Лена…
Ленка лежала и молча слушала. Не признаваться же наивной маме, что женские дела у нее уже полгода, и хорошо, что сестра Светка в перерывах между своими турпоходами и лагерями оказалась дома и долго ржала, выслушав насмерть перепуганную Ленку. И научила. Вату в аптеке Ленка покупала сама. Потому что мама время от времени с тихой гордостью говорила о том, что вот у нее северянки, все началось в восемнадцать, и она все еще в куклы играла. И телефонный треп с подругой Ирочкой Ленка подслушала, когда мама с такой же гордостью сообщала, что вот родила Светку, и потом ничего не делала, Ирочка, ну буквально ни-че-го, и через семь лет, пожалуйста — Ленка, и снова — ни-че-го. Ленка сделала для себя вывод, а что у нее спрашивать, такая ее мама святая невинность, все у нее само собой происходило и все правильно, как надо и вовремя.