И сейчас, качаясь и подпрыгивая на горбатом сиденье гремящего автобуса, она порадовалась тому, что их двое, и что воображаемой Ленке не нужны вещи, а то сумка битком, торчит под ногами, упираясь в колени. Свистни, и она уже тут. Хотелось бы, чтоб именно так. Ловкая, смелая Ленка-пират с пристальным взглядом и стальными мышцами.
Может быть, это еще и потому, думала Ленка, что у нее не было брата, а только сестра и сильно старше. Ленка еще гуляла под стол, так сказать, а Светища уже красила губы утащенной из ящичка трюмо помадой. И, несмотря на свое веселое и безмятежное нахальство, Светка была именно девочкой. Не братом, а старшей, всегда далекой сестрой. Папа тоже был вечно далеко. А мама сильно постаралась, чтоб Ленка подольше ощущала себя маленькой и дохленькой. Так и говорила, не обращая внимания, как дочь насупливается и краснеет под жалостными взглядами материных подруг и соседок:
— Да что ж ты у нас такая дохленькая растешь… И горло слабое. И уши болят. А зубы, Таня, если б ты знала, сколько мучений, с ее зубами.
Таня скорбно кивала, глядя на больную ушами и горлом дочку подруги.
С самого детства Ленка твердо знала, какие девочки самые лучшие. Те, что прыгают дальше всех, быстро бегают, у которых звонкие сильные голоса и которые могут побить мальчишку учебником. Таких уважали. В них влюблялись. Как в Олесю Приймакову, сплошную по физкультуре отличницу.
Тогда и появилась вторая Ленка-пират, о которой, конечно, никто не знал. А теперь вообще секрет-секрет, потому что едет в автобусе совершенно взрослая барышня, в вельветовых черных джинсиках, полосатом свитере и синей нейлоновой куртке, с копнищей русых пушистых волос, и губы накрашены. И вдруг придумала себе непонятно кого — мысленную игрушку.
Но с ней Ленке было не так страшно ехать. И к тому же для Ленки-пирата у нее было задание, с которым она сама, боялась — не справится.
Город Феодосия за прошедший месяц совершенно не изменился. Так же торчала на автовокзале белая сахарная церковка, похожая на тортик, украшенный синей и золотой глазурью. Так же пылились по сторонам дороги низкие каменные дома, слепленные боками в длинную ленту, иногда расступаясь на перекрестках или распахиваясь входами в парки, откуда маячили ветки платанов и старых софор. Только уже не было на тротуарах листьев и на ветках висели колючие шарики и кисти из длинных сморщенных стручков, почернелых на зимних дождях и соленых ветрах.
И так же долго и неторопливо городской автобус вез ее к больнице, куда в ноябре забрали Валика Панча.
Выгрузив себя и сумку на остановке, Ленка повесила тяжелый баул на плечо, охнула, подхватила снизу руками, прижимая к животу. И поворачиваясь лицом к боковому входу в подвальный этаж, над которым висела белая вывеска с черными буквами «травмпункт», мысленно оглушительно свистнула.