— Ремонт, — сказала Анжелочка шелестящим голоском, — не закончили, теперь второго придут. А тоже бухие, придут, нажрутся и уйдут опять. Вон кушетка. Вешалка. За стенкой душевая. Может надо.
— Мне не надо, — испугалась Ленка быстрому блеску в небольших глазах под низко надвинутой косынкой.
Та пожала плечами. Постояла, видимо, собираясь что-то сказать. Но молча пошла к выходу. У самых дверей неожиданно повернулась:
— Химию делаешь?
— Что?
Белая рука поднялась к косынке, поясняя жестом.
— А… Нет. Это мои. Такие вот.
Анжелочка хмыкнула и исчезла, ушла так тихо, что шагов в гулком коридоре за распахнутой дверью Ленка не услышала.
Села на кушетку, трогая непременную шершавенькую клеенку на ней. Но сразу встала и пошла закрыть двери, постояла рядом, подумала и приоткрыла, чтоб если вдруг крикнут, позовут, не пропустить. Вернулась к черному окну, вгляделась в блестящую стеклами темноту. Там была стена, чертилась смутными полосами кирпичной кладки. И Ленка успокоилась, рассматривая свое отражение, никого, тупик, потому не страшно, что нету шторы. Устав стоять, пошла вдоль стены, рассматривая и трогая зачехленные какие-то приборы, грязные стулья в побелке и на большом оцинкованном столе в углу — батарею пузырьков и стеклянных емкостей с белыми ярлыками на боку.
Надо как-то перекантоваться этот час. Не заснуть вдруг, потому что устала сильно, и хоть в коридоре шумно, тут, за полуоткрытой белой дверью стоит своя настороженная тишина. Усыпляет.
Еще посидев на кушетке, она снова походила по комнате, заглянула в маленькую душевую с зарешеченным плафоном на потолке, и, поглядывая на часы, вернулась к столу с посудинами.
«Дистиллат» — тронула пальцем большую стеклянную бутыль с припыленными известкой боками.
«Гипохлорит натрия» — рассказала ей надорванная этикетка на коричневой банке.
«Гидроксид аммония»…
В коридоре кто-то пробежал, с криком и руганью, засигналила где-то далеко машина.
Ленкина тень накрыла стол, и она качнулась, беря в руку маленький знакомый пузырек. На коричневом боку этикетка — перекись водорода. Это ее Рыбка льет на свою дурную башку, чтоб стать похожей на певицу Бонни Тайлер, для Гани. Пузырьков на столе стояла целая толпа, штук, наверное, тридцать. Ленка развлеклась, выстраивая их рядочками, и вздрогнула.
— Звонят, — сказал от двери шелестящий голос Анжелочки, — пойдем.
— Да… — сказала Ленка, и крикнула, — да!
Потому что за спиной частил женский голос, срываясь, все пересказывал одно и то же, ой горе ж, горе какое, та автобус, а побежала, ну горе же, и как теперь, ой горе…