— Ладно, — сказала Ленка, вытягивая ноги, — раз полстакана. Раз целители. Раз всякие. Раз пятнадцать…
— Ну, ты, Малая!
Ленка поставила кружку и отняла у Панча тяжелую бутылку:
— Дай. Я умею.
Он подносил запястье к пламени свечки, сторожа время. Ленка крутила непослушные проволочки на пробке. Плескала внизу и по сторонам вода, слышная через распахнутые двери, и протекал от моря к берегу тонкий прохладный ветерок, трогая колени и лица. Сильно пахло морской травой, солью, мандариновой коркой от кулька с конфетами и с берега приносило резкий и свежий аромат хвои.
— Пять минут, — предупредил Валик. Огонь сверкнул в круглом циферблате.
— Да услышим, — кивнула Ленка, держа в кулаке горлышко с щекотной пробкой, которая шевелилась, пытаясь вытолкнуться, — там телевизоры, вон у кого-то музыка, куранты будут слышны.
— Лен? — Валик потянулся и, расправив еще одно одеяло, кинул его на колени. Прислонился плечом:
— Тут желания загадывают. Ну, то есть мы должны. Я так придумал. И они тогда сбудутся. Такой мой тебе подарок. Ничего?
— Что такой подарок? Валик, это самый лучший. Да. Сейчас загадаем.
Панч кашлянул. Он уже не смотрел на часы, и на Ленку не смотрел тоже.
— А когда тебе ехать, мы сюда снова придем. И расскажем, чего загадали.
— Так разве делают? А вдруг не сбудется?
— Не понимаешь. Я придумал именно так. Для нас.
На берегу ударили маленькие куранты, звук усилился, наверное, потому что били они хором из открытых форточек, за которыми одинаково мерцали экраны телевизоров.
Двенадцать, в панике подумала Ленка, держа бутылку на байковом одеяле, уже десять осталось ударов, а желание? Надо самое-самое. Чертов Панч, и сама она дурында, надо было подумать заранее. Пять всего…
Часы били мерно и важно, медленно, но все равно с каждым ударом делали шаг и еще один шаг. И сердце ее зачастило, потому что желание — вот оно, но его — нельзя, и потому она ни разу не проговорила его словами, даже мысленно. А рядом сидит Валик, по его спокойному, розовому от пламени свечи лицу видно — он знает свое желание, и загадал. А она, Ленка Малая, сейчас проворонит два последних удара…
— Бомм… — сказали на усыпанном огоньками берегу все совершенно часы, одинаковые часы в одинаковых телевизорах. И следом нестройно заиграла музыка, закричали ура…
Ленка открыла зажмуренные глаза, и ослабила пальцы, направляя пробку.
Валик подставил кружку. Наливая, она расхохоталась, стукая горлышком по толстому краю.
— Ты чего? — он взял кружку двумя руками, дожидаясь, когда она затолкает пробку обратно.
— Ой, Панч. Шампанское — с зайцем. И байковое одеяло. Ой, я что-то не могу…