Сыну
Саша вынырнул из сна, ощутив закрытым глазом теплые Светочкины губы.
Потянулся, подставляя другой глаз.
— Ах, как он во-озится! — одетая Светочка навалилась поверх одеяла, — как у него уютно там и интере-есно! — и закопала руку в теплые складки постели.
— Проснусь щас! — пригрозил Сашка, зевнув.
— Не буду, не буду! Поспи еще, тепленький. Я сбегаю к Люське на часок, а то она ускачет на работу.
— Угу, придешь, сразу — под одеяло, — Саша завернулся с головой — досмотреть сон. Светочка на цыпочках бегала по комнате, собирая все для примерки — сметку, сантиметр, булавки.
— Лежи уж, распаляйся, — хихикнула.
Саша, угнездившись, выпростал часть голой задницы, чтобы вдохновить Светочку на трудовые подвиги. Но в ответ только щелчок замка. Ушла.
Вздохнул, зарыл руки под подушку и начал соскальзывать в сон. Предвкушая, что поспит, а Светочка вернется и прыгнет к нему в кровать. Прохладная. Будет так приятно ощущать себя уютным и теплым. Согревать ее ступни… пока она вертится, прижимаясь…
Ноющее дребезжание дрели возникло за стеной и вошло в сон, распиливая его на части. Смолкло.
Сашка осторожно, чтобы не спугнуть тишину, потащил на голову одеяло. Надеясь, что это — ошибка. Безумный сосед случайно взял в руки инструмент, нажал на кнопочку — просто проверить, работает — не работает. И положил, потому что пора уходить. Все нормальные люди работают в понедельник с утра. Сашка не в счет, он вольный художник. В смысле — музыкант. Вчера вот, приехал со студии ночью, и с компьютером просидел до рассвета, сводя записанный материал.
Он балансировал на грани сна, ощущая хрупкость наступившей тишины. Как ледок осенним утром на лужах — тонкий и ломается от пристального взгляда.
Дрель снова взвыла. Смолкла. И заверещала злобно и надоедливо. Сашка сел в кровати, скомкав одеяло, и пихнул подушку. Та свалилась, задела тумбочку и опрокинула на себя стакан с недопитым компотом.
«Светка еще, со своими компотами!» — озлился и тут же устыдился своей злости. Быстро, пока не прошел запал, натянул трусы, шорты, линялую футболку с растянутым воротом, рванулся в прихожую.
«Гадом буду!» — думал, дергая замок, — «Все выясню. Наплевать, что не знаю номер квартиры. Зато этаж давно вычислили. Возьму этого строителя за шкуру и поинтересуюсь, мягко так, что он там сверлит и днем и ночью? Пять лет?»
Соседская дрель была их проклятием. Она могла заверещать в два часа ночи. В шесть утра. Иногда завывала целый день. А иногда молчала неделю, и ребята начинали надеяться, что, наконец-то, все. Что сосед уже все привинтил и развесил.
