— Я не сержусь. Я сделала, как надо. Вышла и закрыла глаза, чтоб услышать, в какую сторону ты ушел. И пошла туда, куда мне сказалось. Там бурелом. Ну, когда старые деревья и ветки, все сплелось, но я услышала, где вход.
Она улыбнулась его серьезному лицу.
— И я тебя нашла! Видишь, как важно слушать, что говорит сердце.
— Нашла, — медленно повторил Даэд, внимательно глядя на обрадованную Неллет.
— Да. Тропа привела меня туда, к веврам. Где нужно стоять и ждать. Тебя. И ты сразу пришел. Ты ведь тоже так умеешь? Сам меня научил.
— А стена? И лица.
— Какая стена? — глаза Неллет стали почти круглыми. Губы задрожали, — ты что-то видел? В лесу? Даэд, что ты видел?
— Твое лицо, Неллет. На стене.
Она нахмурилась, вскакивая и быстро поправляя волосы.
— Я хочу есть. И сержусь за то, что ты меня оставил. Не делай так больше. Никогда.
— Не буду.
— Ты не понял, — она быстро прошлась по хижине, берясь за какие-то мелочи и сразу оставляя их: корзинку, плошку с ягодами, плащ на табурете, вернулась и села на корточки, кладя руки на его колени.
— Ты можешь потерять меня насовсем, понимаешь? Если уходишь, делай как раньше, следи, где я, не позволяй мне быть там, где не видишь меня. Потому что… потому…
Замолчала, глядя на него снизу широкими глазами цвета зеленого вечернего неба. А он с холодом по спине додумал вдруг то, о чем не стала говорить. Потому что меня могут забрать, пока ты не видишь…
Первый дождь эппа-месяца оказался и последним. Цветы, которые Даэд сорвал для Неллет, через несколько дней появились везде и от этого не стали менее красивыми, наоборот, глаза, охватывая новую радугу полян и просвеченных солнцем рощ, не уставали восхищаться переливам оттенков. Кроме радужных лилий, которые так любила Неллет, выросли и заполонили зеленую траву белые пеллы, тонкие колокольчики голубых сан, алые искры мышиных лапок, желтые солнышки сладушек. И еще множество разных, названия которых Даэд не успевал запомнить. Неллет все дни проводила на полянах и в рощах, набирала охапки, и в хижине все плошки, горлянки и скорлупы заняты были букетами цветов.
Возвращаясь с рыбалки, Даэд останавливался на пороге, смеясь и пытаясь среди цветных облаков разыскать ее светлую голову, тонкий профиль с опущенными ресницами — Неллет не просто ставила в вазы свои букеты, а колдовала над каждым, трогая стебли, касаясь лепестков, будто прислушиваясь, прикрывала глаза. И кивнув, добавляла к цветам то изогнутую коряжку, то длинные стебли водяной осоки.
Получилось очень красиво. Но Даэда беспокоило выражение замкнутого лица. Слушая цветы, Неллет становилась очень похожей на молодую женщину, высеченную на древнем камне. Несколько раз Даэд пробовал завести разговор об этом сходстве, но ничего не узнал. Неллет не желала говорить о развалинах.