— Так мало времени. Принеси свое настоящее желание. И я сделаю тебя почти вечной. Хочешь?
Хочешь-хочешь-хо-че-шшь, — мерно спрашивала вода, заливаясь через извилистые трещины, и журчала, выливаясь обратно.
Ирина быстро оделась, дрожащими руками дергая джинсы, поправила свитер, натягивая его на бедра. Ей казалось, липкий мужской взгляд все еще ползает по коже, как те насекомые твари.
Обувшись, вспомнила о кошке, ахнув, кинулась к валуну, где недавно попискивали котята. Там, в нише, сидел всего один, белый, с полосатыми лапами и серенькой мордой, на которую падал солнечный луч. Мутные полуоткрытые глаза смотрели, не видя, голова с острыми ушками падала и снова вздергивалась. Ирина подхватила его под теплый живот, и он сразу же запищал, тыкаясь в руку раскрытой беззубой пастью.
— Где? Где твоя мамка? Пеструша, доминошка, ты где? Кс-кс-кс!
Оглядываясь на место, где недавно стоял старик, прикинувшийся Артуром, медленно пошла вдоль стены, кыская и отчаянно желая не представлять, как маленькая кошка лежит, смятая сильным ударом. Умирает со сломанными ребрами.
— Вот! Вот ты где! — присела над темным комком у стены, — не смей, слышишь? У тебя вот, дите совсем маленькое. Ну?
Положив орущего малыша, сняла куртку, уложила в нее кошку, у которой под теплой шерстью с налипшим на нее песком, быстро, по-птичьи, колотилось маленькое сердце, туда же устроила котенка. На всякий случай обошла пещерку, заглядывая в углы и щели. Сколько их было? И куда подевались?
Но среди камней и песка не нашла ничего. Подняла сверток, бережно прижимая к груди. Пошла к свету, тщательно выбирая дорогу, чтоб не споткнуться и не упасть.
Оказавшись на пляже, откинула край рукава. Кошка открыла глаза, мяукнула, будто успокаивая.
— Ладно, — сказала Ирина, вдыхая и выдыхая свежий воздух, пахнущий солью и водорослями, — раз так. Пошли торт есть. Наташенькин. Заодно посмотрю внимательнее, все у тебя кости там целы.
Повернувшись к скалам, бросила яростно, сквозь зубы:
— Коз-зел старый.
И пошла с пляжа, глядя перед собой злыми глазами. Тело. Назвал ее телом, старый урод. Смеялся. И про желание тоже. Ну подожди, лимонадный джо, я тебе устрою.
Через полчаса сидела в знакомой гостиной, за круглым столом, накрытым кружевной пластиковой скатеркой. Кивала, вежливо улыбаясь над тарелками и салатницами рассказам Марины Михайловны. Их она помнила наизусть. Любимый набор воспоминаний, повторяемый одинаковыми словами, раз за разом, во время застолий, после рюмочки водки или неполного хрустального стакана вина.
— А слышу, Андрейка бежит, мама, мама! Иди скорее, мы тебе ужин сготовили! Я бегом, а они с Наташенькой уж и тарелки поставили, в каждую насыпали. Грибы! Где набрали, какие — кто ж знает. Еще бы минуток пять, и вызывай, мамка, скорую, он же прям с вилкой бежал, дурачок такой.