— Орел? А… орел… Так, ну. Забирайте.
— Забирай, — поправил Вова, и покачал головой с укоризной.
— Да. Забирай, Вова, орла.
Вова внезапно вскочил, в секунду оказавшись рядом, схватил ладонь Крис, потряс, продолжая улыбаться. И пошел на выход, кивая и повторяя ей:
— Все пучком, Кристиночка! Да щас я тетку твою, поганой метлой. А завтра вечером мы с тобой — по шашлыкам! Сегодня мне за гостями, в аэропорт, а вот завтра!
Он не забыл соблазнительно и с обещанием улыбнуться, но Крис показалось, вместо нее Вова Великолепный уже видит простертые орлиные крылья.
А потом они спали, напрочь сморенные насыщенным жарким днем, в который вместился поселок Береговое, пыльная Феодосия, многолюдный Коктебель. Трескотня Ирины-администратора, бархатный баритон Вовы в резиновых тапках, гитара на полосатой спине внезапного Костика Черепухина с новой своею музой, и новое жилье под сенью сочных ладоней виноградной листвы. Спали, уже не слыша птиц и трещанья цикад, детских криков из нижнего дворика, женского смеха, шагов на длинной веранде, что проходила под их кованым балкончиком на самой верхотуре, на четвертом почти чердачном этаже. В чистом номере заботливо гудел вентилятор, трудился в крошечной кухоньке с микроволновкой блестящий небольшой холодильник, тикали на белой стене золоченые пластиковые часы. И, время от времени плавно переходя из нижнего глубокого сна в более верхний, Шанелька, чувствуя через закрытые веки тягучее течение летних минут, успевала порадоваться тому, что никаких чучел птиц, а вот они, живые за виногра… и снова засыпала, откидывая с голых коленок свежую белую простыню. Ей снился читальный зал, она сидит за полированным столом, на котором — раскрытая книга, огромная, с яркими, вроде бы, детскими картинками, но на них, вместо зверюшек и айболитов, нарисованы две молодые женщины в шортах и спортивных сандалетах, одна — черноволосая, высокая и широкобедрая, в тугой белой маечке, как любят рисовать смелые художники в комиксах, с небрежно опущенным на талию коротким подолом. Другая — среднего роста, с канителью светлых волос, закрывающих спину, а на лице сердечком — пухлые губы и удивленные серые глаза. Картинки сменяют одна другую, меняются быстрые подписи, а вокруг — море и лето, люди и кошки, дельфины в сверкающей дальней воде, картонные пальмы с живыми попугаями и грустными обезьянками.
«Если я дочитаю до конца, — думает во сне Шанелька, — я узнаю, чем все кончится. Ведь в каждой книге есть последняя страница, которую закрываешь, и все…»
Она перелистывает страницу, на которой нарисован синий автомобиль, высокий могучий блондин в смешных резиновых тапках, рядом Крис с улыбкой на перламутровых губах. Сейчас появится новый рисунок, понимает Шанелька, во сне поднимая голову, чтоб увидеть тихий и знакомый читальный зал. В нем, вместо школьников и дошколят, что, раскрыв рты и горя глазами, слушают ее чтение, сидят взрослые люди. Те, которых они с Крис уже повстречали, и незнакомые среди них тоже есть, так много, что у Шанельки рябит в глазах от попыток всех ухватить и задержать в памяти. Она снова опускает глаза к новой странице, ведь если книга про лето, их лето, значит, все они будут в ней, все, кто сидит и смотрит, и слушает.