На утро Эмма Аароновна отошла от наркоза и чувствовала себя вполне нормально. Точнее, чувствовать себя совсем нормально проблематично, ведь всего несколько часов назад мозги отключали, накачав организм разной гадостью, а потом ещё резали живот. Поэтому Барашков и записал в истории болезни «состояние удовлетворительное». А вот на закономерный вопрос: «Доктор, так что у меня там?» — вместо ответа устроил маленький спектакль: демонстративно достал из разных карманов две баночки и помахал ими перед носом у своей пациентки. В одной склянке в жидкости плавал круглый шматочек «мяса», весь в белёсых лохмотьях и с резаной дыркой. В другой же, в сухой, позванивая и сверкая, катался светло-голубенький кристалл. «Ну что, не узнаёте?»
Такой реакции пациентки адъюнкт не ожидал. Руки её затряслись, губы задрожали. Забыв про боль, Эмма Аароновна со всех своих старушечьих сил резко приподнялась и вцепилась в барашковскую руку. Старлей хоть и был худощав, но весьма рослый и силой обладал порядочной. «Тихо, тихо, тихо! Швы же разойдутся!» Он бережно уложил больную обратно на подушку и снял её дряблые старческие руки со своего левого запястья. Склянку же с камешком он всё ещё продолжал сжимать в своём кулаке. На глаза Эммы Аароновны навернулись слёзы. Барашков постарался её успокоить: «Да ну что вы так! Не надо переживать. Я это… Я хотел вашу стекляшку на патанатомию отдать. Курьёз, вроде — курсантов учить можно… Но нам вообще-то капсула важнее…»
«Доктор, пожалуйста, отдайте его мне! Ну, пожалуйста! Очень прошу вас, отдайте», — буквально взмолилась больная. «Кого?» Вместо ответа бабуля прикусила губу. «Ну, это… Украшение… Отдайте, умоляю!» Видно, цацка очень дорога для бабули. Старлей принялся успокаивать её: «Эмма Аароновна, берите, конечно! Уж коль из вас это вырезано, то вам и принадлежит. Хотя как учебный препарат эта блестяшка была бы намного ценнее для нас, чем для вас. И ещё…» Адъюнкт не успел договорить, как его челюсть опять отвисла от удивления. Бабулька схватила пузырёк и тут же вытрясла из него кристалл себе в рот! А потом, крепко сжав челюсти, уставилась на Барашкова испуганными глазами.
Опешивший старлей не знал, что и сказать. «Эмма Аароновна… Мы это… Никто тут ничего не собирается… Да вытащите вы эту дрянь изо рта! Не ровен час, опять проглотите, что, вторую операцию делать?!» Бабулька нехотя выплюнула кристаллик в свой сухонький кулачок и теперь смотрела на адъюнкта жалостливо, виновато и как-то совсем беззащитно. Потом она, как малый ребёнок, засунула руку под себя, словно всё ещё боялась, что молодой человек бросится отнимать её драгоценность. А ведь и вчера, да и буквально минутой ранее бабка производила впечатление полностью психически здоровой, образованной женщины… Что за странную бурю эмоций вызвала эта бирюлька? Сомнений нет — момент проглатывания бабуся должна помнить преотлично.