Следы матери нынче затоптаны тысячами других, но Антон надеялся распознать, рассмотреть их. Потому что родное, кровное, бесконечно дорогое и любимое дожди не смывают, снега не заметают — они остаются. Просто надо очень захотеть их увидеть, рассмотреть, почувствовать и распознать среди тысяч и миллионов других, чужих…
***
«Хорошо сидеть здесь, под листком подорожника с прожилками. И удобно, и сытно. Некуда спешить, нечего переживать, что слизень выдаст очередную глупость и надо делать вид, что все жители их ямы кинулись исполнять его пожелание. — Улита-Слимак жевал стебелек заячьей капусты. — И почему я не родился пауком? — пришел в его голову с рожками нелепый вопрос. — Свил бы себе между веточек гнездо из паутины, раскинул широко сеть-мухоловку и сидел бы спокойненько, ожидал, когда захмелевшая от щедрот жизни дрозофилка или жучок попадут в приготовленную ловушку. Да, хорошо, но пауки быстро погибают. Ветры и грозы сносят их в белый свет, съедают ненасытные птицы, и главное, нет у них нашей удивительной способности — полностью останавливать процесс старения во время спячки. Мои глаза-рожки хорошо отличают степень освещения, его интенсивность, у меня замечательное обоняние. Вот слышу садовые запахи. Или это кусочек яблока? Сейчас переползу немного вперед и съем. Мне надо расти, крепнуть. — Он выполз из-под листа подорожника, светло-серая раковинка теперь была заметна каждому, кто шел по тропинке. Его просто нельзя было не заметить: светлое на темно-зеленом. — Ой, кто-то меня тронул, поднял, держит высоко над землей! — Улита-Слимак испуганно втянул головку с рожками-глазками в раковинку. — Вот гад, заворачивает меня во что-то широкое и большое. По запаху ощущаю, что это лист конского щавеля. Это неплохо. Значит, сразу съесть не собирается. И зачем я бежал из резервации? Как всегда, думаешь, что хорошо там, где нас нет. Темно и неуютно. Тесно и безнадежно. Кто-то несет меня в неизвестность. Больше никогда не увижу нашу яму с противным слизнем. Хотя и мерзкий, и двуликий, и подлый был он, но я мог там жить. Может, и моя фифочка передумала бы превращаться в самца. Там, в яме, я знал — что, почему, зачем, как... В знакомой среде легче выжить. А теперь никто не подскажет, куда меня несут. Почему? Я же хотел так мало — свободы и понимания — такого простого счастья …
От переживаний и неуверенности раковинка наполнилась липкой слизью. А может, так плачут Улита-Слимаки? От безвыходности, безнадежности, отчаяния… Он был уверен, что жизнь закончена, что никто уже не сможет спасти его и опустить в некогда опостылевшую, душную, а теперь милую и добрую яму. К предательнице фифочке и дубиноголовому хаму слизню.