— Нет! Пошел вон! — завопила она, размахивая во все стороны руками и отчаянно отбрыкиваясь.
Собака трясла ее ногу, зажав в своих массивных челюстях, словно косточку. Она потеряла равновесие и, защищая живот, рухнула на дорожку. Мастиф навис над ней.
— Нет! Убирайся! Заберите его! — кричала она, пытаясь откатиться в сторону. — Ну, пожалуйста, помогите мне! Нет! Дик! Нет! Пощадите моего ребенка!
Она видела над собой лицо той женщины в куртке для верховой езды — хозяйки дома, которая внимательно наблюдала за происходящим, сложив руки на груди. Приподнявшись, она попыталась бежать, но собака снова вцепилась ей в ногу и бросила ее на гравий. Она завизжала от боли.
— Принц, хватит уже. Принц, фу! — скомандовал чей-то голос, и пес отпустил ее.
Она лежала на земле, рыдая, нога и руки страшно болели. И тут она увидела Дика, в мешковатых брюках и домашней рубахе. Лицо его побагровело от ярости.
— Убирайся! Я же сказал тебе: между нами все кончено! Выметайся! Я не желаю, чтобы ты приходила. Пошла вон!
Она посмотрела снизу на женщину, которая глядела на нее так, словно она была пустым местом.
— Ты слышала? — выкрикнул Дик. — Слышала, что я сказал? В следующий раз я не стану отзывать пса.
Она поднялась на колени:
— Помоги мне. Ты должен помочь мне. Ну, пожалуйста, Дик.
Они оба смотрели на нее в полном молчании.
— Помоги мне! — Теперь она уже кричала. — Ты не можешь так со мной поступить!
Их лица вдруг утратили четкость и стали расплываться перед глазами. В отдалении раздался звук сирены. Оконные стекла дребезжали от ветра. Скрипело какое-то кресло. Кто-то тяжело дышал совсем рядом.
— Успокойтесь, Чарли, с вами все в порядке. Все хорошо. Вы в безопасности. Вы свободно парите во времени. А теперь продвиньтесь немного вперед, ну же, продвиньтесь вперед.
Чарли открыла глаза и увидела лицо Эрнеста Джиббона, почти не узнавая его. С усилием снова закрыла глаза, чувствуя, как проваливается в темноту.
В ее ушах стоял рев воды.
Была темная ночь, на запруде что-то громыхало. Она куда-то решительно направлялась, держа в левой руке какой-то непонятный предмет, тяжелый и скользкий. Она шла не по гравиевой дорожке, а прямо по траве, мокрой от росы. Зарычала собака.
— Ш-ш-ш, — прошипела она.
Ее трясло, она боялась, что мастифа, возможно, на ночь спустили с цепи. Мрачно струился поток воды у мельничного колеса. Снова зарычала собака, и она, чтобы не испугаться, старалась думать только о своей ненависти. Пес лаял, и цепь дребезжала в железном кольце. Она посмотрела на молчаливый силуэт дома, ожидая, что в любой момент в каком-нибудь окне вспыхнет свет или луч фонаря упадет на нее.