– Раньше ты была многословнее, мне не хватало ладони, -
заметил он, когда я встала напротив туалетного столика. - Что
ты хотела?
– Ты действительно работал в триановых шахтах?
– Да, – последовал короткий ответ.
– Долго?
– Чуть больше года, - кажется, он насмешливо изогнул бровь.
- Хотела поговорить о рудниках, поэтому позвала среди ночи?
В Эсхарде из уст в уста передавали сказочные истории о том,
как нищие рудокoпы находили крупные триановые самородки
и в одночасье превращались в богачей.
– Ты заработал состояние в шахтах?
– Я не обязаң отвечать.
– Знаю.
– После смерти дядьки ко мне перешло семейное дело, -
вдруг признался он.
– Тогда зачем?
Последовала пауза. Эгоистично я хотела услышать, что он
вовсе не пытался измучить себя каторжным трудом лишь бы не
думать о маленькой беловолосой эссе. Но Доар молчал.
– Не скажешь? - спросила я.
– Что это, Аделис? - Он нехорошо усмехнулся. – Не могу
различить через зеркало. Ты никак беспокоишься? Прошу – не
надо.
– Не надо – что? - внутри появилось раздражение.
– Не выходи из роли и не веди себя, как настоящая жена. Тебе
не идет. – Он резко щелкнул пальцами. Зеркало мгновенно
прояснилось, и в нем появилось мое вытянутое от возмущения
лицо с гневными пятнами на скулах. Вот и поговорили как
здравомыслящие люди!
ГЛΑВА 4. Семейная жизнь в хаосе
Ругаясь на чем свет стоит… Сжимая зубы, чтобы не ругаться на
чем свет стоит, рыжеволосые бородатые разнорабочие, все
утро мирно сдиравшие в холле полотнища отсыревших стенных
тканей, пристраивали на спину каменного грифона ледяную
фигуру. Одноногий паршивец наотрез отказывался седлать
крылатого монстра. Пока вторая нога, согнутая в колене,
дoжидалась в тележке, когда окажется приставленной и
аккуратно припаянной к телу, это самое тело ерепенилось,
никак не желая становиться частью фонтана: заваливалось,
съезжало и грозилось остаться без головы.
Я следила за воцарением шедевра и помогала ценными
советами. Думаю, что разнорабочие тысячу раз прокляли
мгновение, когда решили, будто три золотых шейра –
достаточная плата за мучения. Слуги традиционно в веселье не
участвовали, подозревая, что риату Гери совершенно не
понравится седок, неожиданно выросший на спине грифона.
Они сопереживали процессу с безопасного расстояния, прячась
за занавесками.
Патлатый рабочий забрался на птицельва, обнял ледяную
статую руками, словно родного человека,и прикрикнул:
– Хозяйка, приделывай ногу, пока я себе ничего не
отморозил!
Что мне нравилось в этих мужичках – они были идэйцами, а
потому не испытывали к эсхардским эссам ровным счетом