преподнести домашнего питомца в позитивном ключе.
– С какой стороны ты предлагаешь посмотреть на тварь,
которая догрызает мой ботинок? Со спины?
– С морды… рожи… светлые боги… – пробормотала я и
махнула рукой, заставив горгулью оторваться от завтрака и
нехорошо сощурить желтые глазенки. - Она такая
страшненькая, что кажется милой. Даже рожки уже
проклюнулись.
– В твоих словах я не наблюдаю логики, - процедил Доар,
взмахнув сачком.
И здесь он тоже был прав.
Я сама не видела логики в собственных рассуждениях,
поэтому огрызнулась:
– Не размахивай,ты ее пугаешь!
В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и
вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка.
Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой
мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к
моим волосам,и, стараясь не шевелиться, прошептала:
– Она прямо надо мной.
– Ага… – пробормотал Доар. Неясное движение в темноте –
и мне на голову опустился колпак из сетки. По носу ударило
металлическим ободом. Сачок оказался достаточно широким,
дотянулся до самого подбородка.
– Ты меня поймал! – рявкнула я, пытаясь освободиться.
– Извини, - в хрипловатом голосе слышался смех.
– Заморожу горгулью к проклятым вивернам! – бранилась я,
освобождаясь от колпака и вываливаясь из душного нутра
разграбленной гардеробной. А следом за мной, вознеся к
потолку воинственный младенческий писк, вылетела
новорожденная горгулья. Она сделала неровный круг, ухнула
вниз и нырнула в дымоход oстывшего камина.
– Доар, – вцепилась я в его руку. - Доар! Сто шейров улетают
в трубу.
– Может, она сбежит? - Он и не подумал скрыть облегчения.
– Надо ее поймать!
– Будем считать это волей светлых богов, - предложил
бессердечный хозяин питомца и, поморщившись, потер шею.
Никаких сомнений, похмельная голова болела нещадно.
– Мы не можем бросить новорожденного ребенка на холоде!
– Она не ребенок, а горгулья. Обернется в камень и
перезимует лучше нас с тобой, - отказался он разыскивать
умотавшего на свободу питомца.
Стаскивая через голову несвежую рубашку, он двинул в
сторону банной комнаты. Мне, как привязанной, пришлось
тащиться следом и любоваться полоской мелких синяков на
его позвоночнике, видимо, заработанных при вчерашнем
падении с кресла. Доар болезненно повел плечом, похоже, удар
вышел сильнее, чем мне показалось ночью.
– Почему ты идешь за мной? Хотела умыться? – спросил он,
взявшись за дверную ручку.
– Вообще голова после соврена не соображает? - сердито
проворчала я.
– Точно, – простонал он. - Забыл. Иди первой.