Ольга присела на край дивана, сгорбив спину так, что спереди, из выреза блузки, показалось кружево лилового бюстгальтера. Её взгляд вновь остановился на пачке сигарет. С полминуты она молчала, похоже, взвешивала все «за» и «против».
— Хорошо, я попробую всё узнать, — в ее голосе недоставало уверенности.
— Спасибо, — поблагодарила я и вышла из квартиры.
Я узнала этот тон. Нельзя было ожидать от него щедрости. Ольга не собиралась ничего делать, ей просто не терпелось отвязаться от меня. Если она чем и дорожит в этой жизни, то только своей шкурой.
— Ксень!
Когда я вошла, девочка лежала на диване в гостиной неподвижно, скрестив руки на груди.
— Ксень, — повторила я неуверенно.
Она не шелохнулась.
Я не могла видеть ее лица, только лишь вытянутые вдоль дивана ноги. Они были расслаблены и свободно болтались на спинке. Локти, плечи, голова — всё было статичным и недвижимым. Преодолев в один прыжок расстояние до дивана, я сильно схватила ее за грудки.
— Аааа! — закричала племянница, вскочив. — С ума сошла? Так пугаешь!
Я была не в силах успокоить свое сердцебиение:
— Прости! Но почему ты не отзывалась?!
Девочка пальцем указала на тоненький провод, спускавшийся от левого уха и уходящий в телефон. Правый наушник выпал от той тряски, что я ей устроила, и болтался на уровне талии.
— Всё ясно, — сказала я, усаживаясь рядом. Дыхание никак не хотело приходить в норму. Слишком многое произошло за последние двое суток. Неудивительно, что я схожу с ума.
— Саш, что-то случилось? — обеспокоенно сказала Ксюша, натягивая капюшон и укладываясь обратно.
— Всё хорошо, просто я немного взвинченна. — Моё внимание привлек толстый блокнот, который был со мной позавчера в квартире у Пилькевича. Он лежал на полке поверх книг слева, хотя я точно помнила, что оставляла его справа. Я всегда так делала. — Ксюша, ты брала вон тот блокнот с полки?
— Который?
— Тот, что лежит поверх книг.
— Ты про ту черную книгу?
— Да.
— Нет, я не брала твой блокнот, похожий на книгу, — сказала девочка и всунула обратно наушник.
— Хорошо, — выдавила я и погладила её руку. — Лежи здесь, слушай музыку.
Она кивнула. Я догадалась, что она не расслышала ни слова. Её нога задвигалась в такт музыке. Громкость была настроена на максимум. Наклонившись к ее лицу, можно было даже различить слова песен.
Подбежав к полке, я схватила блокнот и поспешно пролистала. На одной из страниц были заметки с именами Пилькевича и Усика. Я делала их в квартире покойного, когда прикинулась журналисткой.
Черт, и как я не догадалась, что теперь, после смерти толстяка, эти заметки могут мне только навредить. Никто не должен знать, что я была у него в день убийства. Иначе не оберешься проблем. Но почему блокнот лежал не там, где я его оставила? Или мне показалось?