— Я знаю, — схватив его вдруг за руку, произнесла я. — Прости меня! Это был… жест отчаяния! Сначала сделала, потом подумала.
— Похоже, ты часто руководствуешься именно этим принципом, — вздохнул он, не вырывая руки из моих ладоней.
Его прикосновение было таким приятным и родным, что мне немедленно захотелось броситься к нему на шею, прижаться, почувствовать его запах. Но я не могла себе этого позволить, между нами была стена. Незримая, едва ощущаемая, но кажущаяся несокрушимой стена недоверия.
Мы смотрели друг другу в глаза и молчали.
Каждый искал во взгляде напротив ответы на свои вопросы. И я ощущала почти физическую боль от того, что не могу касаться губ любимого человека, с которым нас разделяют какие-то сантиметры.
Небо очистилось. Солнце высоко поднималось над рекой, разбрасывая сверкающие блики на глянцевую поверхность Волги, широкой, словно утекающей в вечность. Утренний ветер доносил до нас крики чаек и свежесть колыхающейся воды.
— Волны, — улыбнулась я, щурясь от бьющих в глаза лучей, — они плещутся, ударяясь о берег.
Я прикоснулась рукой к своему уху, изобразив жест означающий «слушать».
Тимофеев встал и повернулся к реке. Он давно не слышал этих привычных для жителей нашего города звуков, на которые все давно перестали обращать внимания. Как бы ему ни хотелось, эти звуки больше не воспринимались его ушами.
За ограждением, на берегу, только начинали появляться первые отдыхающие, расстилающие покрывала на мягком песке. Самые отчаянные, они готовы были загорать под первыми скупыми лучами и нырять в обделенную весенним солнцем ледяную воду.
Взяв в руки босоножки, я поднялась на ноги и подошла к Лёше.
Он опустил голову и внимательно посмотрел на меня. Его брови сдвинулись к переносице, отражая всю гамму внутренних переживаний.
— Чайки, — произнесла я шепотом, — они кричат. Так забавно. Только можно я не буду изображать их?
— Можно, — согласился он.
Уголки его губ приподнялись в полуулыбке. Пару минут мы молча смотрели на реку. Асфальт был таким прохладным, что пальцы ног невольно начали зябнуть.
— Еще я хотела поговорить с тобой, — тихо прошептала я, поворачиваясь. — О том, что произошло вчера.
— Не нужно, — прошептал Тимофеев, как бы невзначай убирая свою руку.
Его зеленые глаза неотрывно следили за моими губами, не желая подняться чуть выше. Мне так хотелось заглянуть в них, чтобы попытаться прочесть его мысли.
— Не нужно? — осторожно переспросила я.
— Нет, — выдавил он, облизнув губы.
— Тогда я сейчас уйду, и ты так и не узнаешь, что я хотела тебе сказать.
— Босиком? — печально усмехнулся Лёша, скользнув взглядом по моим ногам.