— Куда ты босиком? — вдруг дрожащим голосом спросил он, догнав меня и развернув к себе. — Я отвезу тебя.
В его глазах стояли слезы.
Мне захотелось погладить его по небритой щеке, но я испугалась снова быть отверженной и замерла. Тимофеев не двигался.
— Не нужно, — покачав головой, сухо ответила я и продолжила движение.
— Брось, не упрямься, — он выдернул босоножки из моих рук.
Вновь оказавшись лицом к лицу, мы завороженно уставились друг на друга. Вокруг стало необычайно тихо.
— Я люблю тебя, — вдруг хрипло произнесла я и бессильно опустила плечи.
Лёша замер, пытаясь переварить услышанное.
Я не ждала ответа. Я просто сказала это. Сама себе не верю.
У меня не было пути назад. А другие пути мне вдруг стали не нужны. Я первый раз сказала то, что чувствовала, не надеясь на взаимность. И неожиданно стало так легко.
Если он уйдет, он будет знать об этом. Если мы никогда не увидимся, я не буду корить себя за то, что промолчала. Если даже он ничего не чувствует и я себе всё придумала, теперь моё сердце открыто ему.
Мне стало так хорошо. Всё мое существо захватило необычное приятное волнение. Никакие слова на свете не казались мне такими правильными, такими прекрасными, как эти.
Тимофеев напрягся всем телом, судорожно ловя воздух, словно забыл, как нужно дышать.
— Нет никаких мужчин, — я стояла неподвижно, видя, как изнутри его раздирают противоречия, — не нужно желать мне с ними счастья. Есть только ты и я. Либо нас нет.
Внезапно налетел ветер, отбросивший мои волосы назад. Я поежилась.
— Тебе это не нужно, поверь, — прошептал он, сжимая губы в тонкую полоску.
— Я прежде не встречала более полноценного человека, чем ты. Доброго, бескорыстного, сильного. А теперь посмотри на меня: я не добилась в своей жизни и половины того, чего добился ты. Не сделала ничего стоящего. Как ты вообще можешь называть себя неполноценным?
— Тебе не раз скажут, что ты взвалила на себя ношу.
— Тебе скажут то же самое, — усмехнулась я.
— Я тебя никогда не услышу. — На его лице отразилась нестерпимая боль. — Со мной тяжело в общении, тяжело в быту, во всём очень и очень тяжело. Разве ты готова к такому?
— Тебе очень повезло, — улыбнулась я, — ведь ты не услышишь, как я храплю.
— Ты храпишь? — испугался Тимофеев.
Мышцы его лица наконец-то расслабились. Хмурые прохожие проходили мимо, совершенно не обращая на нас внимания. Меня начало знобить.
— Но в чем тебе повезло больше, — усмехнулась я, убирая прядь непослушных волос с лица, — так это в том, что ты не услышишь, как я пою. Вот это просто повезло так повезло!
Лёша осторожно улыбнулся и нервно сплел руки в замок.