После таких вылазок он размышлял о том, что его воровская масть домушника, оказывается, вовсе не для него. По своей сути он чистый мокрушник — безжалостный убийца. Стыдно? Да нисколько. Просто одному в этой жизни суждено быть волком, а другому — овцой. Быть волком лучше — ешь ты, а не тебя.
Он часто засыпал, сладко грезя, как, имея не жалкую финку за сапогом, а пулемет МГ-42, рассчитался бы со своими недругами. И с Барином, и с Колдырем. Пуля в лоб — вот вам и все воровские понятия, и советские законы. Пришло время штыка и пули, ибо ныне только они порождают власть.
Эх, мечты. Слишком далеко его недруги. Но есть и те, кто близко. Кто-то же его сдал уголовному розыску, в результате чего он попал во всю эту ситуацию. Кандидата два — Рыжик и Чумной. Как узнать — кто?
Однажды он решил — а чего голову морочить? Пусть отвечают оба. И подошел на плацу к приехавшему по делам в батальон гауптштурмфюреру Кляйну. Резко отдал честь и четко доложил:
— У меня имеется информация о двух агентах НКВД.
— Я весь внимание.
— Они сотрудничали с советскими органами. Донесли на меня, в результате чего я попал в тюрьму. Уверен, что сотрудничество продолжается и сегодня. НКВД не выпускает из своих лап никого.
— Что же, весьма своевременно, — кивнул Кляйн, которого руководство айнзатцгруппы «В» утром распекало за недостаточно активную работу по выявлению агентуры врага. — Арестовывайте своими силами.
В результате полицаи прибыли в деревню в пригороде Минска. Рыжик пытался бежать огородами, и Курган с удовлетворением засадил ему из винтовки пулю в спину. А потом подошел и перевернул тело.
У Рыжика изо рта шла кровавая пена. И он обезумевшими глазами смотрел на Кургана.
— Ну что, стукач, пришла расплата, — нагнувшись, улыбнулся Курган.
— Я не… Я тебя не сдавал… — Рыжик заплакал.
Курган жадно смотрел, как душа из последних сил цепляется за изувеченное и становящееся ненужным тело.
— Врешь, собака!
— Я тебя не сдавал. — Глаза раненого закатились, судорога.
Курган пнул тело сапогом. Ну, не сдавал так не сдавал. Ошиблись немножко. Бывает…
Кляйн устроил Кургану головомойку за убийство неприятельского агента, который мог бы поведать много чего интересного. Так что следующего в списке — Чумного — пришлось непременно брать живым.
Взяли его на квартире под Минском. То, что он и есть тот самый дятел, который стучал в уголовку, было видно по его заискиванию и неискренним оправданиям.
— А это, паскуда, ты не мне будешь объяснять! — гаркнул Курган, сожалея, что нельзя шмальнуть.
Но изметелил задержанного он основательно. Так, чтобы ничего не повредить, но болело бы все.