Курган метко отработал своим пулеметом и по приказу «отставить» послушно прекратил стрельбу.
А остальную группу погнали добивать недострелянных. Не мудрствуя лукаво — штыками. Нечего патроны тратить. Дорезал — столкни ногой в ров и иди дальше.
Даром это не прошло. Поляка рвало, и глаза его были безумные. Белорус молчал, тупо уставившись в одну точку.
После той расстрельной ночи в отдельной полицай-группе многое изменилось. Люди стали другими. Сделали страшную работу. Пришли в себя. И окончательно определились, что готовы поступать так и дальше. Уже с куда более легким сердцем.
А латыш сбежал — больше его никто не видел.
Через несколько дней полицай-группу привлекли еще к одному расстрелу. На этот раз днем. И фотограф тщательно снимал, как полицаи убивали евреев. Понятно, для чего — чтобы не было искуса переметнуться к красным. Большевики такого не прощают.
Потом Кургана, как самого смышленого и ушлого, поставили командиром этой небольшой команды. И больше их к расстрелам не привлекали.
Группа передислоцировалась в Минск. Там ей отвели отдельный кубрик в бывших казармах батальона НКВД, а ныне — в расположении карательного батальона вспомогательной полиции. Со временем обещали дать возможность расселиться по квартирам по своему усмотрению.
Кормили неплохо. Снабжали мылом, спичками, сигаретами и кучей вещей, которые кажутся второстепенными, но когда их нет, возникают большие проблемы, где их достать.
Гауптштурмфюрер Кляйн не уставал повторять, привычно выпячивая нижнюю губу:
— Вы не только руки рейха, пусть и испачканные в крови. Вы его глаза и уши. Не упускайте ничего. Собирайте информацию. По крупицам. Слухи, наговоры. Для полиции информация — это идол, которому мы все молимся. О большевиках, евреях, подполье, прячущихся красноармейцах, партизанах, агентах НКВД. И опять о евреях. Иногда, цепляясь за звено, можно вытащить длинную цепочку.
Работа шла как на конвейере, без остановок. Каждый день полицаи спецгруппы запрыгивали в приданный им грузовик «Опель» с брезентовым тентом. И вперед — по городским квартирам, по партизанским селам. Прочесывали населенные пункты. Вытаскивали из подвалов не вышедших из окружения красноармейцев.
В одной деревне вывели из хат всех до единого мужчин и расстреляли. В другой не пожалели и женщин. Никакого раскаянья по этому поводу Курган не испытал. Наоборот, содеянное грело душу.