— Контра, одно слово.
— Дураки говорят: мол, чекисты сами шпионов выдумывают, сами арестовывают, а на деле больше страху нагоняют. Страх — да. Только он не в наших чекистских головах. А на улицах — с револьверами, листовками и ракетницами. И имя ему — немецкий диверсант.
Он побарабанил пальцами по столу и произнес резко:
— Абвер! Это похлеще, чем танковые дивизии, растудыть их тройным захватом через гнутый коленвал! А ты на него с кулачками.
Мы помолчали. Потом я сказал:
— Знаю, что дураком был. И что надо было аккуратно того хромого проводить и задержать, а не устраивать мордобой.
— Вспомни Феликса Эдмундовича: у чекиста должна быть холодная голова.
— Давно я уже не чекист.
— Э, не зарекайся…
— А как ты жил, Аристарх Антонович, все эти годы? Где служил, если не секрет?
— Для тебя не секрет. Поносило по свету. Дальний Восток. Северный Кавказ. И с басмачами дрался в Узбекистане. А с 1938-го в центральном аппарате НКВД в отделении контрразведки по посольствам. Как раз по немцу работали.
— Что-то неважно вы работали, если он так нежданно по нам врезал! — не выдержал я, забыв вовремя прикусить язык.
Ожидал взрыва — мой товарищ вполне способен на такие эмоции. Но он лишь пожал плечами:
— Не от нас зависело, Сергей Павлович. Не от нас… Вон, я день нападения точно знал. Но нам не поверили.
— Не поверили, — удрученно кивнул я, пытаясь осознать, сколько же нам стоило это неверие.
— Были на то причины, — отмахнулся Вересов. — А после начала войны посольств, с которыми мы боролись, не стало. Разбросали наших сотрудников по районам Москвы — организовывать ПВО и истребительные батальоны. А меня в самое пекло послали — на Западный фронт, представителем наркомата. Считай, с первых дней там. Вот вернулся. И сразу к тебе.
— И как там… — Я запнулся, простые слова неожиданно не давались мне, будто я боялся услышать ответ на свой незатейливый, но очень важный для меня вопрос. — Как там, на фронте?
— Эх, дорогой мой человек… Как бы тебе сказать… Гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Что хуже землетрясения и других природных катастроф? Это катастрофа военная! — Вересов хлопнул ладонью по столу, и взгляд его стал каким-то отсутствующим, а щека дернулась.
— И как дальше?
— А никак. Будем биться за Москву…