Ну что же, понятно теперь, кто ты такой, слушатель Риман, и каким миром мазан…
Только через день Забродину удалось остаться с Риманом с глазу на глаз в беседке-курилке.
— Угощайся. — Забродин протянул табачок из своих запасов.
— Я же говорил, что курю только свои, — произнес Риман сухо — общество собеседника его тяготило, и он не находил нужным скрывать это.
— Не хочешь одалживаться?
— Долги не набираю, а если ненароком возникают, всегда плачу сполна.
— Похвально… В танке, говоришь, воевал, сержант.
— Воевал, не воевал. Какая теперь разница?
— Никакой. Скоро твоя заброска.
— Тебе-то что?
— Да хотел письмецо с тобой домой передать.
Риман усмехнулся, потом нахмурился:
— Что, на разговор вытягиваешь? Так зря. Я в верности Гитлеру поклялся. И клятву держать буду.
— Ну да, товарищ танкист-сержант, — улыбнулся Забродин. — А тот красный командир Виктор Андрейченко, которого я знал, был артиллеристом. Что же, тебя понизили в звании и в танк засунули?
Риман выпучил глаза, подался навстречу, будто собираясь ударить.
— Тише, товарищ красный командир. Не привлекай внимание, — прошипел Забродин.
— Я вообще не пойму, что ты тут городишь. И кто тебя прислал.
— Кто прислал — это я тебе скажу. Чуть позже. Если разговор на обоюдную пользу повернем.
Старшего лейтенанта Андрейченко Забродин видел на комсомольской конференции Белорусского военного округа в конце 1940 года. Отличник боевой и политической, он выступил с короткой речью об организации комсомольской работы в полку с лицами из национальных окраин. Говорил с юмором и задором, не для галочки. Тогда это был совершенно другой человек. Трудно узнать его в этом угрюмом настороженном типе. Но все же это был он.
— Чего хочешь? — спросил Андрейченко. — Немцам меня отдать?
Забродин решился. Думал всю ночь. Могла быть, конечно, такая многослойная ловушка. Немцы — мастера сложных комбинаций. Но это слишком запутанно даже для них. И еще — интуиция толкала его к этому контакту.
— Вот что, товарищ старший лейтенант, — негромко произнес Забродин. — Хочешь, чтобы твои родные тебя как предателя знали? — И заработал испепеляющий взгляд. — Вижу, немцам ты служить не хочешь. Только убедили кураторы, что НКВД тебя расстреляет, как только увидит. Но никто тебя не тронет. При одном условии.
— Каком?
— Ты приземляешься на парашюте. Сдаешься в ближайший Особый отдел или территориальное подразделение НКВД. Требуешь проинформировать определенных людей. Произносишь пароль. И…
— И что?
— Передаешь весточку от меня. Только весточка длинная будет. Память напрячь придется.