— Напрягу. На память не жалуюсь, — хмуро произнес Андрейченко. — Но если ты крутишь-вертишь!
— Не кручу.
— А, все равно терять уже нечего. Пулю хотел себе в лоб пустить, когда окружили. Испугался. А теперь уже ничего не боюсь. Смерть — ну и что? А вот имя мое. Какое оно останется — это важно. В общем, согласен. Ну что, иди, докладывай Файербаху, что вычислил предателя. Или не иди.
— Не пойду. Это только начало разговора. А табачок мой все же возьми — он лучше этих папирос.
— Говорю же — не одалживаюсь.
— Между нами отныне долгов нет. Мы одной цепью скованы.
В бинокль мне было видно, как в лесной массив втягивается колонна из двух бронетранспортеров, грузовика и нескольких мотоциклистов. В середине колонны шел легковой «Хорьх».
Мы лежали, укрывшись в кустарнике на пригорке.
— Много-то как их, — прошептал Гриневич.
— Да, неожиданно, — кивнул я.
— Не сдюжим. Шум можем устроить, но не возьмем.
— И что делать?
— Не в последний раз видимся. Попробуем в другой раз.
Я внимательнее присмотрелся к колонне. Солнце светило со спины, так что неожиданным бликом мы себя не выдадим.
— Да, не сдюжить, — согласился я, наводя резкость.
Что-то смущало меня. Я присмотрелся. Потом с облегчением выдохнул:
— Это не они.
— Почему?
— У машины Файербаха помят капот. Его выправили, но следы остались. У этого капот ровненький. Не они.
— Так что?
— Ждем.
В операции задействовали бо́льшую часть отряда. Его поделили на две части — по маршрутам возможного движения объекта.
Акция была отчаянная. Леса здесь были не слишком густые, так что отход проблематичен. Поэтому партизанских нападений доселе здесь не случалось, и немцы чувствовали себя вольготно. На эффект неожиданности мы и рассчитывали.
Может, капитан поедет по другому маршруту? Неизвестно. Связи между группами нет — рации в отряде всего только две, и исключительно для контактов с Большой землей.
Мы снова ждали. Ждать — это трудная работа. Особенно когда ждешь, что очень возможно, собственной смерти…
Объект появился ближе к вечеру.
— А вот это точно они! — воскликнул я торжествующе.
Как и описывал агент, перед нами тентованный грузовик с солдатами и «Хорьх» с поврежденным капотом — та самая машина.
— Ну, здравствуй, фон Файербах, — плотоядно оскалился Гриневич.
И лихо так, под редкую птицу, подал звуковой сигнал — боевая готовность.
Пока машины крутились по извилистой дороге, мы успели бегом добраться до места засады.
Времени потратили партизаны немало, чтобы замаскироваться и подготовиться. Но зато теперь ни один острый глаз не обнаружит нашу засаду.
Я лежал, укрывшись ветками. Слышал растущий гул мотора грузовика. Рядом со мной застыли, едва дыша, Гриневич и Лавр — мастер-подрывник, соорудивший на дороге фугас.