— Берта, я…
Пальцы ложатся на губы, останавливая.
— Ничего не надо говорить, не надо.
— Что мы будем со всем этим делать?
— Ничего не будем. Мой милый любимый… Клайд.
Я замер.
— Клайд?
Она положила ладони мне на плечи и наклонила к себе, глаза в глаза. Шепнула.
— Ты — Клайд. А он… Тень. Без имени, без следа, без памяти. Да?
Долго, очень долго молча смотрим друг другу в глаза. Тихо прошептал в ответ, хриплый голос с трудом находит дорогу в пересохшем горле.
— Да. Знаешь…
— Что?
— Перед тем, как я вышел из его дома, он… Он заговорил со мной.
Почувствовал, как Роберта напряглась, обнял и прижал ее к себе. Она спрятала лицо у меня на груди и тихо спросила.
— О чем?
— Убеждал не идти к тебе. Что ты…
Я запнулся, не решаясь продолжить. Она шепнула.
— Не молчи… Что — я?
— Что ты ждёшь и любишь его, не меня. Что узнав правду, ты меня возненавидишь, как его убийцу, что… Уйдешь. Он говорил так убедительно, так вкрадчиво…
Послышался горький смешок.
— Да, он умеет уговаривать… Но ты не поверил ему. Ты пришел. Почему?
— Ведь я люблю тебя… И никогда тебя не отдам, ни ему, ни… Никому.
— Не отдавай… Никогда.
И я, наконец, достаю из сумки два свертка. Небольшие свертки, перевязанные шпагатом.
— Что это?
— Письма. Твои и…
— Сондры?
— Да.
— Зачем?
Мы стоим рука об руку над гаснущим костром. Я смотрю в ее широко раскрытые глаза, в них любовь, радость, в них обещание. И через секунду оба свертка падают в огонь.
Угасший было костер, приняв новую пищу, вспыхнул и выстрелил снопом искр. Слишком сильным для двух небольших свертков бумаги… Рука Роберты вздрогнула, я сжал ее крепче, удерживая. Она склонила голову к огню, глядя, как языки пламени пожирают листки бумаги и с ними слова. Слова радости, надежды, любви. Слова отчаяния, безысходности, одиночества. Все они, такие разные, сейчас были одним, соединенным огненным венчанием. Эти слова уходили в небытие, в прошлое. Очищающий огонь подводил черту подо всем.
Мы рука об руку стояли над угасающим костром. Роберта повернулась ко мне и заглянула в глаза, близко-близко, наклонив мою голову к себе.
— Милый, зачем?
Я ласково погладил ее по холодной на ночном ветру щеке.
— Эти письма — из прошлого. Огонь сжёг их, отправив в небытие. Мы же — останемся, вместе. Навсегда.
Бережно обнял и дальнейшие слова шептал, зарывшись лицом в каштановый аромат волос, шляпка куда-то упала, но я уже не обращал внимания. Роберта прижалась щекой к груди и слушала, слушала…
— Это страшные письма. Каково тебе было их писать… А каково их читать, если я — не он… А рядом — письма Сондры, такие радостные и беззаботные. И все это — твоя боль, милая моя девочка. И все это я решил предать огню. Здесь. Сейчас. Предать огню прошлое. Сжечь твое отчаяние, твое одиночество.