Ландсман скручивает крышку и делает долгий жадный глоток. Водка обжигает, как смесь растворителя и щелока. В бутылке остается несколько дюймов, когда он отнимает ее от губ, а сам Ландсман сверху донизу заполнен сплошным ожогом раскаяния. И прежние сравнения себя с гитаристом обернулись против него самого. После кратких, но бурных дебатов Ландсман решает не выбрасывать бутылку в мусор, там пользы от нее никому не будет. Он пристраивает ее в заднем кармане своего падения. Он вытаскивает музыканта из кабинки и тщательно вытирает ему правую руку. И потом мочится, ради чего и пришел сюда. Мелодичные рулады мочи, бьющей по фаянсу и воде, привлекают музыканта, и он открывает глаза.
– Я в порядке, – говорит он Ландсману с пола.
– Конечно в порядке, душка, – отзывается Ландсман.
– Только жене не звони.
– Не буду, – уверяет его Ландсман, но аид уже опять выключился.
Ландсман выволакивает музыканта в коридор и оставляет на полу, подложив ему под голову телефонную книгу. Потом возвращается к столу и Берко Шемецу и делает добропорядочный глоток пузырей и сиропа.
– Мм… – произносит он. – Кола.
– Итак, – говорит Берко, – что за одолжение я должен тебе сделать?
– Ага, – начинает Ландсман. Его возродившаяся уверенность в себе и в своих намерениях и чувство благополучия – чистая иллюзия, созданная глотком дрянной водки; он объясняет это себе, подумав, что, с точки зрения, скажем, Б-га, вся уверенность гуманоидов не более чем иллюзия и каждое намерение всего лишь насмешка. – Очень и очень большое.
Берко понимает, куда клонит Ландсман. Но Ландсман еще не готов отправиться в путь.
– Ты и Эстер-Малке, – говорит Ландсман, – вы, детки, подали на гражданство.
– Это и есть твой великий вопрос?
– Нет, это пока еще нагнетание интереса.
– Мы подали на грин-карты. Все в округе подали на грин-карты, те, кто не собирается в Канаду, или Аргентину, или еще куда. Б-же мой, Мейер, а ты разве нет?
– Я помню, что собирался, – отвечает Ландсман. – Может, и подал. Не помню.
Берко потрясен до глубины души – тем, как это сказано, а не тем, куда клонит Ландсман.
– Ну собирался, и что? – возмущается Ландсман. – Вспомнил. Конечно. Заполнил И – девятьсот девяносто девять и все остальное.
Берко кивает, словно верит Ландсмановой лжи.
– Стало быть, – продолжает Ландсман, – вы, ребятушки, намерены здесь болтаться, значит. Остаться в Ситке.
– Если предположить, что получим разрешение.
– А есть опасения, что не получите?
– Просто статистика. Они говорят, не больше сорока процентов. – Берко качает головой, что само по себе национальный жест, когда речь заходит о том, куда евреи Ситки намерены отправиться или что они намереваются делать после Возвращения.