— Мне? Много. На десять лет больше, чем Иисусу Христу Назарету, когда он принял великие муки во имя наивысшего смысла. Я лично из автомата скосил одного немецкого офицера. На войне, конечно. Не как думают некоторые ренегаты и оппортунисты.
— К нам ходишь зачем? — Старик остановил взгляд на шофере. — Нет, не надо мне объяснять.
— Дядь Ваня, — взмолилась Катя, — ну что вы, ей-богу! Не успели выпить, а уж пошло-поехало с языка…
Юра некоторое время молчал, ошалело глядя на старика; стакан с водкой, так и не выпив, медленно поставил на стол. Он направился к выходу столь стремительно, что старик, не ожидавший такого, поперхнулся огурцом. Катя вскочила, собираясь остановить Юру, но Юра, будто что-то вспомнил, круто повернул обратно и тихо присел на табуретку, а через минуту, никому не сказав ни слова, снова направился к двери.
Старик и Катя недоуменно переглянулись, Катя встала, направляясь вслед шоферу. Старик взял Юрин стакан, посмотрел на свет, медленно выпил из него, откусил огурец и смачно зажевал, уставившись невидящими глазами в угол.
После этого Юра долго не приходил к ней, месяца два.
Если пройти по улице Северной к центральной площади и свернуть влево, не миновать самую длинную в Котелине Чапаевскую улицу, пройдя которую очутишься за городом — как раз в том месте, где русло бывшей речки было наиболее глубоким. Есть там места, где вода стоит все лето. Правда, она напоминает уж и не воду, а лужи грязи, но и этого достаточно, чтобы барахтаться ребятишкам, купаться уткам и гусям. К этим местам райцентр, суживаясь, выпирает своими вытянутыми концами; совсем недалеко от овражистых мест видны реденько стоящие домики, маленькие неказистые домики по одному, а то и по два выступили за пределы незримой черты городка. Весной и осенью овраги переполняются водой, тогда не узнать речушку, которая, пенясь и ярясь в круговоротах, несет мутные воды в степь, заливает низины, ямы, просто пологие места, каких полно подле города, и разливается особенно широко, вольготно растекается по степи, образуя на время довольно большие озера, на которые садятся перелетные гуси, журавли, утки. Летом на месте разлива долго стоит зеленая трава, зачастую между владельцами коров и овец идет отчаянная борьба за сочную траву, в любое время дня и ночи вы увидите там пасущихся коров, овец, коз, а летом, когда от невиданной жары пожухнет трава, заливные луга выглядят особенно привлекательно, даже жаворонки поют необыкновенно радостно и звонко именно над заливными лугами.
Октябрь в этом году выдался дождливым. Катя, надев резиновые сапоги, направилась после работы в школу, где она училась в десятом классе вечернего отделения. Шли они вчетвером — она, Нинка Лыкова, Соловьева и Марька Репина. Как обычно, Лыкова говорила о ребятах, которых в Котелине почти нет и вряд ли будут, потому что все, кто за нею бегает, конечно, не сто́ят и мизинца с ее ноги и что, закончив школу, она обязательно поступит учиться в институт в Москве. Нинка была в болонье, в нейлоновой косынке; Катя любовалась ею — так она ладно была скроена, одета, и даже рваные резиновые сапоги на Нинке сидели как-то особенно, облегая ее красивые ноги.