Он не считал себя ревнивым человеком, но первая его мысль была о Вольском. Отказ Маши выйти замуж Опалин воспринял так, что она, вероятно, ждет, что ей предложит руку и сердце кто-то другой — и насчет личности этого другого у Ивана не было ни малейшего сомнения. Маша могла говорить об Алексее, пожимая плечами, что он ее больше не интересует, и выглядела при этом вполне убедительно — но еще убедительнее она смотрелась, когда приходила из театра с горящими глазами и рассказывала о фантастическом исполнении какого-нибудь элемента, о прыжках под колосники, от которых замирает сердце, и о том, как удачно он провел ту или иную сцену. О другом своем бывшем, Сергее, она вообще не удосуживалась вспоминать, но Вольский — другое дело: он всегда был в театре, недалеко от нее и имел все возможности напомнить о себе, когда хотел. И, может быть, именно поэтому Опалин так желал, чтобы Маша ушла с работы. Но она все делала по-своему и явно не собиралась идти на уступки.
Однажды вечером, когда Опалин ехал в переполненном трамвае и оказался притиснутым к окну, он увидел едущую параллельно большую машину и на заднем сиденье узнал Машу, которая всего несколько часов назад уверяла его по телефону, что сегодня должна ужас как срочно что-то напечатать и поэтому не может никуда выйти. Сердце у Опалина оборвалось, затем его обожгла волна злости. Он ненавидел, когда ему лгали близкие люди — а Машу он уже считал самым близким себе человеком. На перекрестке трамвай свернул в одну сторону, а машина поехала в другую, и Опалину показалось, что она движется в центр — к Большому театру.
Ему очень хотелось выйти на следующей остановке и мчаться следом за Машей, но он ехал к свидетелю, который мог дать ценные показания и которого Опалин рассчитывал разговорить без протокола. Трамвай полз невыносимо медленно, пассажиров набилось столько, что было трудно дышать, то и дело вспыхивали перебранки. Когда Опалин наконец добрался до нужного ему места, он ненавидел все на свете, включая себя самого.
«Ну, конечно, она опять с ним встречается… Может, он даже просит ее докладывать, не собираюсь ли я его арестовать… А, черт!»
Ему пришлось еще часа полтора дожидаться свидетеля в комнате коммунальной квартиры. Наконец тот вернулся домой и, видя, что Опалин мрачнее тучи и отрывисто бросает вопросы, как тяжелые гири, решил, что благоразумнее будет сказать правду, и выложил все, что ему было известно.
Теперь Иван знал, в чем дело, и знал, кто убил ответственного работника. Но когда он вышел на улицу, шел уже десятый час вечера. Опалин зашагал к трамвайной остановке, обдумывая, что делать дальше. Рабочий день кончился, и возвращение на Петровку не имело смысла. Ехать к себе? Он дернул щекой, вспомнив о своем одиноком жилье. А тем временем Маша в театре с Вольским…