— Я понял, о чем ты ведешь разговор, — деловито подытожил мужчина, будто мы обсуждали не мое разбитое сердце, а вложение активов в, например, машиностроительный завод, — Данная тема не обсуждается. Это все?
— Но… Ты же… Мы же… — стараясь вспомнить хоть один момент, когда Роберт намекал на любовь ко мне, осеклась, позорно осознав, что все его мнимые симпатии, ухаживания, поблажки — всего лишь плод моего воображения. Мужчина мог просто считать меня очередной своей, не имеющей головы на плечах, игрушкой… А мог и не считать! И я бы всю жизнь корила себя за это, если бы мне хватило духу внутренне собраться и выдохнуть: — Мне кажется, что я люблю тебя. То есть, мне кажется, что это любовь, потому раньше я ничего подобного не испытывала. Между тем, у меня постоянное ощущение, будто это не правильно и глупой с моей стороны, только вот от почему-то легче от данной мысли не становится… Поэтому скажи мне, есть хоть малейшая надежда на твою симпатию ко мне?
Едва заметно, практически не уловимо, тело мужчины вздрогнуло, как от легкого разряда электричества, волной прошедшего от пяток до самого темечка, меняя что-то в Шаворском окончательно и бесповоротно, но это снова скорее всего было моим воспаленным воображением, ищущим в Роберте хоть немного чувств ко мне, так как он, только слегка откатившись на кресле, равнодушно провел по моему телу невидящим взглядом и раздраженно спросил:
— Ты ворвалась ко мне в кабинет при коллеге полуголая из-за ЭТОГО?! Я начинаю всерьез сомневаться в твоей адекватности… — Шаворский сказал это таким тоном, словно я пришла попросить молока для кофе в Белый Дом во время конференции, а затем презрительно добавил: — Свободна. Твою одежду уже привезли, но сегодня у тебя входной. Естественно, этот день не входит в тот месяц, что ты обязана проработать здесь, но…
— Ты не понял, что я сказала?! Ты вообще хоть иногда меня слышишь!? — срываясь на истерический крик, сделав шаг вперед, простонала я, стараясь удержать застывшие слезы в глазах, затем умоляюще прошептала, хотя до конца не понятно, кого я умоляла, зачем и почему: — Я люблю тебя, Роберт… Несмотря на то, что ты полный кретин и моральный урод, не способный выражать свои чувства без биты по голове… какого-то непонятного мне хрена, я все равно люблю тебя и с каждым днем все больше! Наверное, у меня чертов Стокгольмский синдром или как там называется, когда жертва влюбляется в маньяка?.. Но это так… Я уже ничего не могу изменить! Просто прими это… как данность…
У меня был выбор: моргнуть и выпустить слезы наружу или продолжать делать вид леди-воительницы, стойко выбивающей свою позицию. Я выбрала первый вариант, так как рассчитывала увидеть в глазах Шаворского то понимание, которое раскопала там вчера, несмотря на его молчаливость, но… укололась об острый, как лезвие, взгляд темных глаз. Впрочем как и всегда…