— Ну, а как насчет киргиз и прочего? Это тоже сохозяева?
— Брось, пожалуйста, этот тон. Я очень люблю милейших татар, но ты же понимаешь, что их роль в славянском и христианском государстве не может быть ни главной, ни одинаковой со славянами. Их будущее — воспринять русскую культуру, и государство должно этому всеми мерами помочь. Или прячься в деревню, сажай хлопок, ешь конину, торгуй мылом.
— Значит, мусульманским инородцам политической роли ты не даешь никакой?
— Ну разумеется. В областях с татарами хозяевами должны быть русские и те из мусульман, которые стали чисто русскими по культуре. У нас даже генералы есть магометане. Но разве же это татары? Я думаю, что они свою татарщину совершенно позабыли.
— Конечно, так же смотришь ты и на всяких эстов, латышей, жмудинов и т. д.
— Совершенно. Все это этнографический материал и только. Возьми, например, Кавказ. Разве там самой силой вещей не устанавливается русская культура и русское господство? И заметь, господство, никого не угнетающее и никому не мешающее!
— Погоди, еще остались балтийские немцы.
— Этот вопрос решается историческими отношениями немцев к славянам. Это культура нам враждебная и вместе с тем с огромными претензиями. Придется бороться, тем более, что сзади балтов национальная Германия. По правде говоря, немецкий вопрос у нас, как и еврейский, является очень трудным. Тут не так просто разобраться.
XXXIII
Разговор был прерван адъютантом, доложившим о приезде министра финансов, который спешно вошел вслед за докладом.
С первого взгляда на молодого полковника Иванов мог заметить, что случилось нечто необычайное. Соколов был очень взволнован; он почти бессознательно пожал руку Павлова, с которым его познакомил диктатор, и бросился в кресло, тяжело дыша.
Иванов участливо спросил:
— Что с вами, мой хороший? На вас лица нет.
Соколов помолчал несколько секунд и, как бы выдавливая из себя слова, произнес:
— Зачем вы меня… назначили? Здесь управлять нельзя… Здесь не управлять надо, а взять взвод пехоты… или лучше… поставить хороший пулемет и… расстреливать всех веером.
— О, о! — воскликнул Павлов, вскочив с места и подходя к Соколову — Вот это я понимаю, вот это язык русского министра.
— Вы нездоровы? Что случилось?
Иванов подошел и без церемонии приложил руку ко лбу министра финансов.
— У вас жар, надо врача?
— Оставьте, — резко ответил Соколов, — Будет жар, когда человек вырвался из самого пекла… Нет, ради Христа, доложите Государю, что я больше не могу… я отказываюсь… Ведь я же просил вас меня не назначать…
— Послушайте, полковник, — строго сказал диктатор, — говорите толком, что случилось? Сегодня в «Новом Времени» я прочел вашу речь, сказанную вчера на приеме чинов министерства. За нее я готов был вас расцеловать. Государь был очень доволен и мне сегодня это выразил. Полная скромность и вместе с тем вера в будущее, мужественная энергия… Я за вас искренне порадовался. И вот, в одни сутки…