Катерина Макарова
***
Папа ничего не рассказывал, как ни просили. Говорил только, что война — это совсем не то, что показывают в кино. Это кровь, страх, 7 лет на улице, спать в строю, грязь, вши, голод. Рассказывал только смешные истории и про друзей. Они переписывались и общались до самой смерти. В 50-летие победы только разговорился немножко. Я записала.
Ольга Эйгенсон
***
Бабушка рассказывала, как в эвакуации выживали сбором грибов-ягод и как безумно радовались ржаным лепешкам. Прабабушка (по другой линии) рассказывала, как работала в аэродромной столовой под Москвой, про бомбежки и про то, что летчик Талалихин морковку любил очень.
Alexander Sviridov
***
Мне рассказывала бабушка про всю войну только одно — легенду о своем отце. Прадед был идейным коммунистом, даже детей назвал в честь Розы Люксембург и Владимира Ильича. В Москве его назначили начальником охраны завода имени Горбунова, который теперь Хруничева. Вскоре после начала войны прадед отправил семью в эвакуацию в Саранск. От завода у него была бронь, но когда немцы подошли к Москве, он ушел на фронт добровольцем, командовал каким-то подразделением. Во время боя машина, в которой ехал прадед, налетела на мину, и развороченный взрывом мотор рухнул ему прямо на ноги. Шофер оценил обстановку: немцы близко, мотор тяжелый, зима, страшно холодно, прадед теряет кровь — и сбежал. Прадед достал пистолет и стал ждать, когда придут немцы. Пять патронов в них, шестой в себя.
Вместо немцев пришли наши.
Врачи в полевом госпитале осмотрели прадеда (кости размозжены, все обморожено, начинается гангрена) и спросили — ну что, ноги спасать будем? Какие ноги, сказал прадед, вы мне жизнь спасайте. Правую отрезали всю, на левой сделали три операции, но ничего не помогло. Прадед попросил, чтобы его перевели в госпиталь в Саранске, поближе к семье.
Моя прабабушка Мария Павловна за месяц до этого видела мужа во сне. Он был весел и бодр, только ноги почему-то совсем белые. Она проснулась с криком: «Только не ноги, только не ноги!». Когда прадеда перевезли в Саранск и сообщили семье, она не смогла пойти к нему в госпиталь сама, послала детей. Розе тогда было 14, ее брату — 10.
Я прадеда не застала, а мама моя его прекрасно помнит, говорит, веселый был и жизнелюб, даром что без ног.
Мария Вуль
***
Папа, Пальчик Александр Иосифович, пережив блокаду, в 1944 году, в 18, с другом ушел в разведшколу. Из них делали диверсантов и забрасывали в тыл немцам, их никто не готовил к возвращению, предполагалось, что они погибнут на месте, им не давали никаких контактов для обратной дороги домой. Папа с другом три дня просидел под землей в холодной воде, затопившей взорванный ими подземный завод, их спасли партизаны Тито, папа в 19 лет стал лысым, как бильярдный шар, на него пришли три похоронки, но он выжил. Война догнала его в 59 лет. Он никогда не рассказывал об этом мне и вообще никогда не говорил о войне, я знаю эту историю со слов его друга детства, бывшего с ним рядом всю их военную историю. Мой дедушка, папин отец, который умер через год после моего рождения, всю блокаду работал на пункте распределения хлеба, он был честным человеком и, работая в таком месте, от голода получил открытую форму туберкулеза.