— Да и как иначе? — рассуждал пилот. — Коли то, что придумывали, судя по всему, высосав из пальца, синоптики, грозило отменой полетов, переносом на другое число запланированных рейсов, задержкой срочных грузов, ждущих своей переброски по воздуху.
И прочих малоприятных для любого путешественника вещей.
Лишь пилот этой голубой «Сессны» дона Луиса, не брал в расчёт содержимое документа.
Наоборот, он был по этому поводу, как раз, иного мнения — в корне отличающегося от того, что называлось общепринятым стандартом:
— Сама фортуна на нашей стороне, мистер…, — обратился лётчик к своему пассажиру, но поперхнулся, так и не закончив свой вопрос.
— Просто Мистер, — буркнул нахохлившийся на своем месте его спутник по долгому полёту, на земле названный доном Луисом вполне прозаично — «кассиром» и потому явно недовольный, отведенной ему, столь скромной ролью.
Однако всем своим видом он давал понять пилоту «Сессны», что, на самом деле, значит из себя гораздо большее! И сейчас совсем не разделяет оптимизм летчика.
— Да и какой же может быть повод для радости, — по его мнению. — Если летят уже столько времени, а вокруг все те же, обещанные в прогнозе метеорологов, густые клочья облаков, ни сулившие даже малейшего просвета по горизонту?
Появилось даже недоброе предчувствие, тут же озвученное им со страхом неизбежной аварии:
— Еще свалимся кому-нибудь на голову.
— Ну, это Вы зря, так полагаете, «Просто мистер»! — совсем не обиделся пилот на данное нелестное высказывание в его адрес.
Хотя прозвучало оно от явного труса. И даже больше — полного профана в лётном деле, посмевшем сомневаться его профессиональных качествах.
Подтверждением его желания уладить миром, назревавший, было, конфликт стало продолжение лётчиком начатой им фразы:
— А вот то, что не хотите знакомиться, ваше дело.
Он, между делом, глянул перед собой на приборную доску и с помощью руля сменил уровень выбранной высоты.
— Как ни говори, только у каждого на это бывают свои причины, — продолжил лётчик. — Вот Вы, к примеру…
— Замолчите, наконец! — взвизгнул толстяк, которому сейчас было совсем не до пустых рассуждений на любую тему, после столь сухих проводов, устроенных ему руководством на аэродроме.
Какое-то время тянулось, последовавшее за этим, томительное молчание, нарушаемое лишь гулом двигателя самолёта.
И все же затем верх над обидой взяла чрезвычайная общительность пилота, присущая его латиноамериканской крови:
— Вы как знаете, а меня звать — Педро Гомес, — примирительно заявил он. — Можно просто — Педро.
И, видимо, желая как-то успокоить ворчливого пассажира, добавил тем же миролюбивым тоном: