Я хотела понять, почему убийца выбрал этот колледж и почему никто не остановил его.
Хотя тревожность принимает различные формы, скрытые стимулы играют здесь немаловажную роль. Эти стимулы почти всегда связаны с ощутимой угрозой; тревожность – это, иначе говоря, защитный механизм, искажение выборочного внимания; это защитный механизм, который предупреждает нас об опасности. Как и многие пациенты, страдающие от тревожного расстройства, Шарлотта почти всегда находится в состоянии повышенного внимания; она все время настороже, опасность кажется ей повсюду. Шарлотта постоянно «сканирует» окружающее пространство в поисках скрытой угрозы или даже намека на угрозу, и это только усиливает ее восприятие опасности и усугубляет ощущение незащищенности.
Шарлотта страдала от ночных кошмаров, в которых убивали ее учеников, еще много месяцев после трагедии в Виргинском политехническом институте.
– Образы преследовали меня на пути в школу, в классе, во время вечерней пробежки – некоторое время я просто не могла заставить себя выходить на пробежку вообще, – признается Шарлотта. – Я думала не о том, какого ученика я выберу, а как я смогу остановить стрелка в подобной ситуации. Я думала, что могла бы запирать класс во время каждого урока. Потом я поняла, что стрелок, возможно, будет просматривать список учеников, и, если запереть дверь изнутри, станет еще опаснее. Я унаследовала свою классную комнату от учительницы, которая вышла на пенсию; она или кто-то еще повесил на стену над встроенным шкафом клюшку для гольфа. Я подумала, что стоит поместить эту клюшку поближе к моему столу, чтобы воспользоваться ею как оружием. Но я не знала, как ее спрятать.
Шарлотта выросла в семье среднего достатка, у нее были заботливые и хорошо образованные родители. Они часто переезжали по причине служебных обязанностей отца. Шарлота спокойно меняла школы, но с большим вниманием относилась к тому, как ее воспринимают другие дети.
– Я помню, как снова и снова наблюдала за счастливыми одноклассниками. Я здорово умела казаться счастливой; я не хотела выглядеть ненормальной и беспокоить родителей, каждый из которых работал на нескольких работах почти все время, пока я росла. Я не была несчастна, но всегда чувствовала некоторую печаль. Больше всего мне нравились дождливые дни. Тогда я имела полное право самоустраняться. Другие дети жаловались на то, что из-за погоды испорчена целая перемена, но я предпочитала занятия в помещении, например настольные игры, пятнашки или тетербол. Я не любила время перед сном. Я боялась не сна, а того, что ему предшествует. Я включала и выключала свет в моей комнате много раз и много раз шагала от двери до кровати. Я опускалась на колени у кровати и считала до пятисот так быстро, как только могла, за каждого члена моей семьи – за родителей, двух братьев и бабушку с дедушкой. Я боялась, что, если я этого не сделаю, с ними случится что-то плохое.