Решение пришло мгновенно. Мозг, оттолкнувшись от истины, что он находится в восемнадцатом веке, сделал впечатляющий кульбит:
– Слово и дело государево! – громко раздалось в хате.
Визг, ругань, крики мгновенно стихли. Шутка ли. Ведь такие слова человек произносил, когда знал, что где-то замышляется измена или умышление на государево здоровье и честь. А всякого, кто будет препятствовать, чтобы на злоумышленников было донесено, автоматически сам становился государевым преступником и подлежал казни.
Александр почувствовал, что хватка державших его рук ослабла. Все, пора! Он с силой рванулся, боднул стоящего перед ним мужика в лицо, кого-то с силой толкнул и в два прыжка оказался возле стола. Судорожно схватил гранату. Чека податливо выскользнула из паза, и теперь ударник удерживался лишь рычагом, прижатым потными пальцами Чернышеву.
– Бомба! Взорву всех на хрен! Расступись!
«Надеюсь, в восемнадцатом веке понимали, что такое на хрен», – у студента-историка из двадцать первого века явно были пробелы в образовании.
В комнате возникла паника. Завизжали бабы, мужики зачастили матами:
– Ептыть твою мать!
– Ах, проныра!
Александр рванул свой автомат из рук опешившего мужика. Но тот, несмотря на растерянность, выпускать из рук «фузею» не захотел и неожиданно с силой толкнул Чернышева в грудь. Толчок был настолько силен, что левая рука Саши, схватившаяся за автомат, выпустила его. Парень увидел, что его противник замахнулся калашом, как дубиной. И тогда по полу скользнула «лимонка»…
Боец ДНР, прошедший донецкий аэропорт и Дебальцево, тут же рухнул. С каким-то утробным рыком на него бросился какой-то мужик. И тут рвануло шестьдесят грамм взрывчатого вещества гранаты. Три сотни осколков отправились за своими жертвами. Вопли, стоны, какой-то треск – все это стало удачным звуковым оформлением того, что происходило в хате.
Обычная сельская мазанка восемнадцатого века явно не была рассчитана на оборонительную гранату двадцатого века. Ее ударная волна легко развалила ближайшую к взрыву глиняную стену. Потеряв опору, затрещали бревна перекрытия. Все заволокло пылью.
Александр услышал, как ойкнул навалившийся на него мужик. Почувствовал, как он дернулся и тут же затих. Чернышев спихнул с себя обмякшее тело, спасшее его от осколков, нащупал автомат, потянул к себе. Парень с ярко красным поясом, затеявший потасовку и не отдававший автомат, теперь не возражал. Осколок из каленого чугуна разворотил ему череп. Чернышев поднялся на ноги. Сквозь пыль были видны тела людей, посечённых осколками. То тут, то там раздавались стоны. Взгляд наткнулся на одного из мужиков, которых первым увидел Александр, когда пришел в себя. Кажется, его звали Еремеем. Осколок гранаты попал ему в грудь и видно перебил какую-то крупную артерию – на теле расплылось огромное, почти во всю грудь пятно крови.