...он появился на третий день.
Стало быть, к дядюшкиному извещению отнеслись в высшей степени серьезно. Правда, инквизитора выбрали какого-то, мягко говоря, замученного.
Невысокий.
Пожалуй, ниже меня будет, а я не скажу, что ростом удалась. Худой, если не сказать, что болезненно худой. Смуглокожий... значит, не чистой крови, и тетушка Фелиция это поняла, ишь, до чего скривилась, она у нас чужаков не любит и даже комитету церковному внесла предложение не пускать нечистых кровью в храм. Правда, его не поддержали к величайшему тетушкиному огорчению.
Всяк ведь знает, что чужаки - смутьяны.
И вообще...
Она подняла лорнет и сделала шаг назад. А вот тетушка Нинелия, та напротив, потянулась, вперившись взглядом. И чую, ощупывает бедолагу, отмечая и потрепанную одежонку его - такую в нашем городе не каждый бродяга примерить согласиться, и ботинки со сбитыми носами, и, главное, уродливейшего вида кофр на колесиках. Колесики продавили ковер, а ботинки оставили следы на паркете.
Дождь, стало быть, начался.
В наших краях зимний дождь явление частое, весьма способствующее развитию всякого рода меланхолий и прочих благоглупостей.
- Диттер, - представился хозяин кофра, на его ручку опираясь. И поморщился.
...а ему больно.
Больно-больно-больно... и кровушкой попахивает, причем дурною, порченной. Ах ты... это они мне дефектного инквизитора всучили? Обидно, право слово...
- Диттер Нохкприд, -уточнил он, обводя мою семейку добрым взглядом.
А глаза синие...
Волосы вот с рыжиной явной, правда, не морковного пошлого колера, а этакой, благородной бронзы. Уши неодинаковые. Левое прижато к голове, а правое изуродовано, то ли рвали его, то ли мяли, главное, что осталось от ушной раковины немного. И в эту малость он умудрился серьгу вставить.
Непростую.
- Старший дознаватель милостью матери нашей Церкви, - произнес он, правильно оценив молчание. И руку вытянул, позволяя разглядеть круглую массивную печатку на мизинце. Силу я издали почуяла, и такую... неприятную, да.
Определенно, прикасаться к подобным вещам мне не стоит.
А вот наши потянулись.
- Позволите, - дядюшка Мортимер носом уткнулся. - Как интересно... в высшей степени... да...
Будь его воля, он бы печаточку на зуб попробовал. И оставил бы себе, для экспертизы, да...
Воли не было.
Диттер руку убрал и снова огляделся. На сей раз и меня заметил. А что, я не прячусь. Устроилась на подоконнике? Вот... что-то потянуло меня к ним. Высоко. Удобно. И родственнички любимые как на ладони...
...а смотрит-то...
...и смотрит...
И я смотрю. Красавчик? Нет. Может, когда-то и был, но с той поры минуло пара десятков лет и столько же шрамов. А нелегкой у него жизнь была.