Погоди.
Я еще не все спросила. Мне надо знать...
- Ты убил меня? - этот вопрос повисает в тишине. И я ощущаю колебания... его тянет признаться, взять на себя чужую вину, но пузырь лопает и призрачный вой наполняет комнату. В нем столько безнадежности, живой тоски, что я падаю на пол, зажимая уши.
Я вижу их, полупрозрачные тени бродячих псов.
Я ощущаю холод, исходящий от тел.
Я даже, кажется, могу прикоснуться, провести по жесткой их шерсти, собирая иней безмирья. Но я боюсь шелохнуться, я забываю дышать, благо воздух мне не нужен. Я слушаю, как кричит Мортимер... и плачу. Слезы катятся градом и длится это целую вечность.
А потом псы уходят.
Только последний тычется носом в раскрытые мои ладони, словно выпрашивая ласку. Я не против. И чудовища нуждаются в нежности.
Глава 49
...в той комнате много красного и золотого. Кажется, дядюшка испытывал неистребимую любовь к этому сочетанию. Обивка кресел цвета венозной крови. Гардины - артериальной. А вот ковер из алых и багряных полос сложен. Темно-бордовое покрывало на софе.
И белоснежное платье на нашей убийце.
Ей идет.
Простой прямой крой, и платье больше похоже на рубаху, перехваченную тонким пояском... дорогая простота. И я помню, что видела его в каталоге, но...
...дядюшка ее баловал.
- Как тебя зовут? - мой голос искажен и, кажется, заполняет всю эту душную комнатушку, в которой нечем дышать. И я иду к окну, распахиваю его рывком.
Втягиваю сырой зимний воздух.
Хорошо.
- Все в порядке? - Диттер подставляет плечо. Своевременно. Я скажу ему спасибо. Потом. Позже. А пока... я просто постою, отогреваясь его теплом, наслаждаясь зимой и запахом ее. Из окна тянет дымами. Мокрым камнем. Гниющим деревом. Сдобой.
- Как ее зовут? - повторяю я вопрос.
Почему-то это кажется невероятно важным.
- Гертруда.
Хорошее имя... Гер-тру-да... волосы она собрала, перетянула лентой. Простенькая прическа, но опять же слишком идет ей, чтобы поверить в случайность.
Круглое детское личико.
Губки бантиком.
Бровки светленькие. В тусклых глазах озера слез, только почему-то я больше не верю...
- Откуда в спальне нож?
Этот вопрос занимает лишь меня. И Гертруда вздрагивает, а слезы-таки проливаются, катятся по пухлым щечкам потоками. И Вильгельм хмурится. Неужели, и его проняло? Наверное, простуда виновата... он ведь дознаватель, он должен понять, насколько несуразна эта история...
- Он... он читал письма... и иногда... потом... - она протягивает руки, демонстрируя вязь шрамов. - Ему нравилось... неглубоко... он сам лечил.. .порошками... но кровь - нравилась. Я просто... я поняла, что не могу больше.