Она взяла толстую руку Кавендиша.
— Сэр, — умоляюще произнесла она, — еще минутку…
— Время, — ответил Кавендиш, — полиция очень строга.
— Меня зовут Долли Натчинсон, — сказала она, — из Ковент-Гардена. Я хочу спеть для этих господ.
— Долли, — вмешался один из отвратительных манекенов, — я запрещаю вам…
— Вы не можете ничего запрещать мне, мистер Стапплби, — тем более называть меня Долли.
Ах, как она была прекрасна, эта женщина богачей.
Она запела.
Арию, в которой Баттерфляй выплакивает всю свою тоску брошенной женщины.
Маленькая любимая женщина в облаке аромата вербены…
И из громадных фиолетовых глаз потекли слезы.
* * *
Когда дверь закрылась за гуляками, Бобби Моос встал.
— Останься, — сказал Хильдесхайм.
— Хорошо, — не удивившись, согласился Бобби Моос.
Кавендиш закрыл ставни и запер дверь, но не велел им уходить. Напротив, он снова наполнил их стаканы превосходным виски, светлым, полным огня и мечты.
* * *
Группа гуляк была спасена.
Почему?
Вы скажете — магия музыки, этого голоса и фиолетовых глаза?
Я, рассказавший вам эту историю, я скажу вам — нет. Мы не из тех людей, которых волнуют красивые сентиментальности…
Если бы певица спела арию Вертера, Лоэнгрина или любую другую вещь, судьба глупцов была бы решена — какая наглость устраивать гулянки в кабаке для моряков.
Но она спела арию Баттерфляй, и сам Бог внушил и приказал ей именно ее.
Я объясняю внезапную благосклонность двух нищих проходимцев, униженных роскошью и весельем этих господ.
Стало ли в это мгновение, слишком близкое к преступлению, спасительное напоминание о гейше в слезах, ставшей вдруг маленькой-маленькой, маленькой на ржавом причале, пока судно поспешно убегало от зачарованного рейда?
Или пришли на память несчастные портовые подружки? Испанка из Лас Пальмас, которая просила помолиться за своего любовника, рыбака с Мадейры, поскольку Атлантика ревела, словно волчица; добрая марсельская подружка, которая, после горячих мгновений любви, хотела вернуть нам любовную ярость отличным огненно-перченным буйабесом; девица из Саутгемптона, которая верила, что мы привезли с Востока волшебные снадобья, могущие излечить зло, накопленное пятью поколениями бедняков, хотя мы заплатили бедняжке грубыми шутками и сушеными водорослями; голландка с тяжелыми грудями, которая отомстила ударами тяжелых сабо за нашу скупость бродячих доходяг; блондинка из Бергена, чей ангельский взгляд заставлял забыть о нескладности ее тела; гамбургская еврейка, которая бормотала длинные молитвы на дурацком еврейском языке, покоряясь нашим жалким желаниям; странная красавица Онфлера, которая требовала за свои поцелуи целой ночи утех; каирская гетера, которая умащивала свое тело росным ладаном; креолка из Рио, которая в минуты забвения пела странные ритмические песни пампасов; бедняжка из Икико, которая не сердилась на нас за то, что мы пропитали ее ложе резкими запахами нитратов и гуано; очаровательная островитянка из Папаэто, которая не хотела брать серебро, а требовала новых песен из Франции и Англии.