Сквозь окно виднелся тянущийся вдаль переулок, невероятно прямой и тонущий в пелене дождя и тумана.
Жизнь давно покинула его. Черная одинокая ворона на короткое время спикировала из тучи, чье жирное лицо было словно испещрено черными угрями, да стая голубей серебристыми искрами пронеслась над сверкающими крышами.
Бильсен первым разглядел насекомое, выползающее из тумана, но оно казалось далеким.
— Грязное животное, — сказал он. — Оно ползет так медленно, что ему понадобится пара часов, чтобы добраться сюда.
Они увидели, как из глубины переулка какими-то прыжками на хилых лапках надвигается громадное насекомое.
— Пара часов, чтобы выпить и покурить, пока мы не столкнемся с этой неизвестной тварью, — выдохнул Шлехтвег.
Насекомое с трудом ползло мимо фасадов, по которым хлестал дождь.
— Его природу не узнать, но оно очень уродливо. И почему я всё время думаю о сколопендре и девице Стурмфедер? — пожаловался Бильсен.
— Логично, — ответил еврей.
— Послушайте, — начал Шлехтвег, отхлебывая маленькими глотками кюммель, разбавленный водкой. — Надо понимать, что дом напротив абсолютно пуст. Жильцы из него нагрузили свою мебель на тележки и поспешно смылись. Там осталась лишь одна меблированная комната, в которой на кровати лежит мертвая Стурмфедер. Там нет ни одной живой твари, кроме… сколопендры.
— Она пробралась через щель, — кивнул Селиг.
— А что еще там движется, — жалобно простонал Бильсен. — Слышите? Слышите?
Тишина в доме напротив лопнула, как стеклянная палочка.
Послышался раздражающий и неясный шум.
— Это Стурмфедер, — прошептал Шлехтвег.
— Да, шум из ее кухни!
До них доносился привычный шум моющихся тарелок, перезвон чашек, журчание воды в мойке, стук посуды, которую ставят на место.
Потом раздался хлопок пламени в зажженной горелке, а через несколько минут запел чайник.
— Шторы плотно закрыты, — сказал Бильсен, — однако я знаю, что через грязный муслин «наблюдают за улицей и за этой штукой, которая ползет так медленно, так медленно…»
— Ого! Запах ее кофе! Я узнаю его, готов на пари.
— Однако она мертва, мертва, — почти плача, произнес Шлехтвег.
— Это ничего не доказывает, — ответил еврей.
В мрачной комнате на несколько минут воцарилась тишина, потом шум внезапно усилился, словно кто-то поспешно заканчивал недоделанную работу.
— Да, теперь я знаю, — сказал Селиг Натансон.
Его пожелтевшие от никотина пальцы указали на улицу.
Три худых человека несли гроб в дом, где лежала девица Стурмфедер.
* * *
Они оказались тремя веселыми и очаровательными носильщиками.
Они подмигнули студентам, высунувшимся из окна, и открыли узкий желтый ящик, в котором в соломенных футлярах лежали три бутылки водки.