— Ну вот и всё. Сегодня была последняя процедура, — Юля выключила физиотерапевтический аппарат для электрофореза. — Как вы себя чувствуете? Боль прошла?
— К сожалению, прошла, — Алексей грустно посмотрел на медсестру.
— Вы хотели сказать к счастью? — улыбнулась Юля.
— Я не ошибся. Мне жаль с вами расставаться и очень не хочется возвращаться домой.
— Вы просто не цените своего счастья, Алексей Сергеевич, — быстро взглянув на карточку, девушка протянула её Алексею. — Разве это плохо, когда есть дом?
— Хорошо, когда этот дом твой и ты в нём хозяин. А в чужом доме, пусть даже и в самом роскошном, ты всегда будешь чувствовать себя нахлебником и приживалой.
Алексей и сам не заметил, как стал подробно рассказывать юной медсестре всё, что касалось его жизни в семье Сафроновых. Юля внимательно слушала и сочувственно качала головой.
— Да, несладко вам приходится, Алексей Сергеевич. А вот у меня нет ни семьи, ни дома, но мне тоже, как и вам, порой не хочется возвращаться в своё жилище, где меня никто не ждёт.
Глаза Юли стали грустными, Алексей вдруг почувствовал невероятную нежность к этой девушке.
— А можно я провожу вас домой?
Испугавшись сам своих слов, мужчина уже приготовился выслушать отказ, но девушка будто давно ждала этого.
— Ну конечно, буду очень рада.
Всё-таки он умудрился заболеть. Как и все мужчины, свою болезнь Махоркин встретил паникой. Ещё накануне вечером он почувствовал, что тело сделалось каким-то вялым, а веки при этом стали тяжёлыми. Обычно так начиналась простуда. Болел Махоркин редко, но всегда чувствовал себя при этом абсолютно разбитым. Осознание своей беспомощности приводило его в ужас, и в эту минуту он был похож на Карлсона, весь его вид говорил: «Я самый больной в мире человек».
Ночью у Махоркина поднялась температура. Он долго ворочался в постели и, наконец, забылся тяжёлым сном. Сон был странным и мучительным. Вера Павловна Сафронова восседала за его рабочим столом и угрожающе размахивала, сидевшему напротив Махоркину, огромным кухонным ножом прямо перед носом.
— Ты зачем, паршивец, испортил мне ножом тефлоновую сковородку. Я же предупреждала, что только деревянной лопаточкой можно…
Странным образом тело Веры Павловны с каждой минутой увеличивалось в размерах и, когда, наконец, оно стало в два раза больше Махоркина, женщина схватила лежащий на столе обломок того самого кирпича, который был найден на месте преступления, и со всей силы заехала им следователю по голове.
В этот момент Махоркин проснулся от страшной головной боли. Ему казалось, что черепная коробка треснула на две части, и он стал испугано ощупывать покрытый испариной лоб. Несколько минут он лежал неподвижно, постепенно приходя в себя от увиденного во сне кошмара, после чего встал и отправился на кухню.