— Мои работы, — гордо обвел рукой этот вернисаж Гела. — Тут половина Советского Союза представлена. Даже с Чукотки модель есть.
— А наши снимки где? — поинтересовалась Алла.
— Не проявлял еще. Работы много. Хочешь, пока камерную съемку проведем? Располагайся, — он кивнул на диван.
— Да я не одета и не причесана… — замялась Алла.
— Зачем одета? Женская красота в оправе не нуждается. Вот, посмотри, — Гела, встав на цыпочки, стащил со шкафа картонную папку и протянул ей, — так работает фотохудожник.
Алла открыла папку. Пышнотелые красавицы позировали на диване в чем мать родила. Надо отдать должное автору — несмотря на отсутствие одежды, все выглядело достаточно пристойно. Позы моделей могли бы олицетворять скромность и даже невинность, если бы не некоторая «избыточность форм».
— Ой, нет, — Алла захлопнула папку. — Я на такое никогда не решусь.
— Запомни, девочка, — Гела многозначительно поднял указательный палец к потолку, — врача и художника не стесняются. Мы делаем мир немножечко лучше.
— Но я бы не хотела оказаться в этой папке.
— Обидеть художника легко… — покачал головой хозяин каморки.
— Я не хотела вас обидеть, — заверила Алла, — просто мы еще мало знакомы и я пока не прониклась к вам доверием, как к врачу.
— Надо растопить этот лед! — Гела вытащил из под стола бутылку шампанского. — Если откажешься выпить бокал этого нектара — правда, обижусь!
Хлопнула пробка, Алла успела приподнять ноги, чтобы хлынувшая на пол пена не забрызгала босоножки. В помещении запахло яблочным уксусом. Гела жестом опытного официанта наполнил две фарфоровые чашки пузырящимся напитком и протянул одну из них гостье.
— За искусство — до дна! — категорично объявил он.
Алла подняла чашку с нарисованным на ней ежиком с яблоком на спине и сделала глоток. Шампанское было теплым и очень сладким.
— Я сказал — до дна! — опереточным голосом воскликнул Гела, запрокинул голову и выпил свою порцию в несколько крупных глотков. Кадык на его шее при этом двигался с утробным бульканьем. Осушив свой сосуд, он перевернул его и потряс, демонстрируя завершенность процесса. На его чашке тоже был изображен ежик. Только не с яблоком, а с грибом на спине.
Напиток по вкусу напоминал компот и не был противным. Пожав плечами, Алла мелкими глотками допила остатки. Улыбнувшись, она тоже перевернула и потрясла свою чашку.
— Следующий бокал я хотел бы поднять за вечную красоту, которая дарит художнику вдохновение и остается потомкам в его творениях, — Гела снова наполнил чашки с ежиками…
Потом пили за «музу, посетившую обитель творца» и за «любовь, сравнимую с пламенем свечи». Гела схватил гостью за руки и сделал несколько танцевальных па в тесном пространстве. Голова у Аллы кружилась то ли от выпитого, то ли от сильного запаха Гелиного одеколона. Она снова опустилась на диван. Фотограф театрально опустился на одно колено и, взявшись за каблук босоножки, поцеловал ее лодыжку. После этого его губы каким-то неведомым образом оказались на внутренней поверхности Аллиного бедра. Сначала было щекотно, но потом неожиданная истома разлилась по телу. Так же хорошо ей бывало, когда пришедшая с работы мама начинала массировать ее согнутую над заданием по высшей математике спину. Она закрыла глаза и снова почувствовала сильный запах одеколона, но теперь он не показался ей противным. Неожиданно сильные губы впились ей в рот, а горячая чужая рука оказалась на ее промежности. Щетина царапала подбородок, а стальные пальцы проминали тонкую ткань трусов. Сопротивляться не было сил, и почему-то не хотелось. Алла начала постанывать, и ее голова плавно сползла со спинки дивана на подушку. Испытывая незнакомое удовольствие, начала понемногу двигать бедрами навстречу властной мужской руке. Внезапно она ощутила, что углекислота от выпитой шипучки рвется наружу, но рот ее был плотно запечатан чужими губами и языком. Вытаращив глаза, Алла отчаянно замотала головой и, столкнув с себя не ожидавшего такого оборота Гелу, опрометью бросилась к двери и выбежала вон. «Сага о Форсайтах» осталась на диване.