», «
Soney», «
Panasonix». Несмотря на ранний час, торговля шла бойко. Два восточного вида продавца общались с покупателями на нескольких языках и непрерывно отпускали товар. К коробкам приделывали ручки из клейкой ленты или перематывали несколько покупок вместе.
Из подсобки выглянул Али и позвал:
— Тащи сюда свою сумку.
В комнатке без окна они выложили на стол привезенный товар. Филибер открыл каждую коробку, пощелкал фотоаппаратом и отсчитал стопку купюр. Али спрятал деньги в карман и спросил:
— А как наш заказ?
— Будет готов часа через два, — ответил негр, — погуляйте пока.
На улице Шакиб озабоченно поинтересовался:
— А мы разве не за электроникой приехали?
У него появилось подозрение, что Али занимается контрабандой чего-то очень опасного.
— За электроникой, — успокоил Али, — только за более дорогой. Тех ребят, что нас сюда прислали, компьютеры интересуют. Видеоплеер в Ленинграде идет за две цены, а вот хороший компьютер можно и в пять раз дороже продать. Их как раз сейчас собирают.
— А их разве не на заводе делают? — удивился Шакиб.
— На заводе собирают мониторы, а вот системные блоки комплектуют «под клиента». Заказчики попросили самую продвинутую версию — 186-ю. Там стоит 16-битный микропроцессор Intel. Таких в Ленинграде еще нет!
Шакиб на всякий случай восхищенно покачал головой, хоть ничего и не понял.
Прогулка по западной зоне заняла часа три. Сначала зашли в KDW — большой универмаг, где, переходя с этажа на этаж, поглазели на дорогой товар. Больше всего им понравился отдел ковров на верхнем уровне. Китайские, иранские, бельгийские, всех цветов и оттенков, с животными и растительными орнаментами, они радовали глаз восточного человека и звали отдохнуть на мягком ворсе. Шакиб с усмешкой вспомнил бледные гобелены Эрмитажа. Потом Али, пообещав показать нечто удивительное из жизни западных немцев, повез Шакиба в Тиргартен. Там на больших зеленых лужайках берлинцы загорали нагишом. Ничего, кроме смущения, это зрелище у него не вызвало. Тем более, что многие загорали парами. «Как можно выставлять всем на обозрение свою жену?» — задумался Шакиб. Представил себя с Аллой в таком месте и залился краской от гнева и смущения. А вот вид бесконечной бетонной стены, рассекающей город надвое, произвел на него удручающее впечатление. Огромный транспарант на четырех языках предупреждал: «Вы выезжаете из американского сектора». Рядом был сооружен высокий деревянный помост, с которого можно было заглянуть в восточный сектор. Шакиб ожидал сразу за стеной увидеть кварталы Восточного Берлина, но оказалось, что за ней находится полоса с забором из колючей проволоки и сторожевые вышки. С другой стороны эта полоса была ограничена еще одной бетонной стеной. Это не было похоже ни на государственную границу, ни на военное укрепление (и то, и другое ему приходилось видеть в Секторе Газа и в Ливане). Ассоциация, которая возникала при виде этого сооружения, была одна — тюрьма.