Берега и волны (Бойков) - страница 59

План был прост, как одесский гоп-стоп, но не лишён африканского колорита: судно надо арестовать без объяснения причин — кому они нужны здесь? Капитана пригласить на берег и поставить в такое положение, чтобы он сам, ни о чём не догадываясь, преподнёс вождю судно и экипаж. В обмен на жизнь — почему нет? Это ведь только игра слов. Жена вождя хотела корабль. А зачем ей корабль? Куда смотрит Бог, когда женщина смотрит в зеркало и придумывает свои желания?

Желания — это весна вашего сердца: радуйтесь им.

Желание делать подарки — радовать Бога, — говорят на Востоке.

Умение делать подарки — радовать себя, — высечено на камне.

Желания моей жены — это испытание моего разума, — думает вождь, когда остаётся один.

Африканцы смотрели на пароход, идущий к причалу, как на подарок небес. Все улыбались. Некоторые — пританцовывали. Десять лет ни один иностранный грузовик не входил в воды Республики. Среди толпы любопытных и жаждущих заработать выделялся мистер Совфрахт — представитель исчезнувшего СССР, оставшийся здесь, в африканской Республике, ждать Новой эры социализма. Дождался? Посмотрим.

Флаг на мачте грузового судна выделялся не золотистым серпом-молотом на красном фоне — как прежде, а старо-русским трехполосьем: красная-синяя-белая, но слезу из глаз выполоскал: Россия возвращалась в Африку.

Через час, размягченный чувствами представитель Софрахта, сидел в каюте капитана, объяснял положение дел в порту и в Республике и медленно подводил к главному: глотнуть по рюмашке холодной водочки и обсудить перспективы. Не спеша.

Глотнули.

— Хорошо пошла!

— Родимая! Столько лет жду. Давай, ещё!

— Между первой и второй…

— Промежуток небольшой!

— Пуля пролететь не успеет!

— Вернулся я на родину… — пропел представитель слова старой песни.

— Стоят березки стройные… — продолжил капитан.

— Эх, дороги… — вздохнул представитель.

— Пыль да туман… — попытался капитан петь другую песню.

— Прости, капитан, — представитель склонил голову, — и такая песня была. Много я чего перепел, когда Союза не стало, когда слова комом в горле останавливались, то я их насвистывал. Как птица одинокая.

— А почему остался? Почему не уехал со всеми вместе? Домой!

— Куда? Подожди, не наливай пока. Дай выговориться.

— Говори.

— Где этот дом? Мне дом мой — от Бреста до Курил! Только так я привык себя чувствовать — не по дому скучал, а по целому миру. Помнишь, у Блока: «…Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, Скифы — мы! Да, азиаты — мы, с раскосыми и жадными очами!.. Держали щит меж двух враждебных рас — Монголов и Европы!..». Сашенька Блок. Александр. Скиф русской поэзии. За Блока: «Забыли вы, что в мире есть любовь, которая и жжёт, и губит!.. Опомнись, старый мир! …сзывает варварская лира!». До дна!