Георгий один к утру прискакал во Владимир, и городские сторожа изумились, увидев своего великого князя без привычной большой свиты и охраны. Правитель слез с коня, упал на землю и заплакал. Опомнившись и въехав в город, где оставались лишь жёны, дети да старики, великий князь владимирский стал спешно призывать всех укреплять крепостные стены и готовиться к осаде. Однако вечером к нему пришли старцы и со слезами на глазах стали умолять его образумиться и не затевать новую брань, ибо некому больше защищать главный град Руси.
Константин с Мстиславом подошли ко Владимиру, окружили его, однако не торопились идти на приступ, дали великому князю время на раздумье. И тот не преминул воспользоваться счастливой возможностью. Взяв двоих юных сыновей, Георгий с покаянием приехал в стан к старшему брату, жалуясь на Ярослава и объявив его зачинщиком розни. Константин был милостив и простил брата. Он разрешил ему взять жену, детей, слуг и уехать в Городец Волжский, родовое сельцо.
Ещё через неделю во Владимир уже к новому великому князю Константину примчался с покаянием и дарами Ярослав. Поначалу, прискакав в Переяславль, он повелел готовиться к осаде, а сто пятьдесят наиболее ретивых новгородцев, требовавших выпустить их из плена да грозивших карами князю, посадил в глухое подполье, но когда через неделю пришёл проведать, то обнаружил уже мёртвые тела: все они задохлись без свежего воздуха. При виде почерневших угорелых пленников Ярослава пронял страх. От бывшего самолюбивого гусака и следа не осталось. Тут-то он и бросился с повинной к Константину.
— Будь мне отцом, брат мой, — заикаясь и пав на колени, вымолвил бывший новгородский князь. — Мне нужен только кусок хлеба и больше ничего. Прошу, не выдавай меня Мстиславу и новгородцам...
— Мне трудно будет сие сделать, Ярослав... — расхаживая по палате владимирского терема, вымолвил правитель. — Ты зачинщик всей смуты. По твоей вине легло больше девяти тысяч русских ратников. Владимир, Новгород, Смоленск, Псков обескровлены. Ливонцы и меченосцы могут взять теперь любую из этих крепостей голыми руками. И все из-за твоей гордыни, дикого нрава да пустого бахвальства. Я бы с удовольствием всыпал тебе сотню плетей на площади и отправил бы конюхом к младшему Святославу, которого ты втравил в свои козни. С великим бы удовольствием...
Константин вдруг резко отвернулся, сдавил ладонями виски. Когда он начинал волноваться, в глазах темнело, и жгучая боль раскалывала голову. Худой, высокий, с бескровными тонкими губами и узким лицом, первенец Всеволода Большое Гнездо страдал этими приступами с юности. Владимирский князь схватился за кресло, сел, откинулся на спинку. Кадык нервно заходил на длинной шее.