– Дайте я хоть кровь вам сотру. А то вид жуткий, – Катя забежала вперед и достала из сумки пакетик влажных салфеток.
Гущин остановился. Она начала стирать кровь с его разбитого лица. За ними из темной арки наблюдали, хихикая, две размалеванные проститутки. В Камергерском орали пьяные.
Гущин двинулся в сторону Петровки. И вот уже они бредут по ней. Здесь магазины, бутики закрыты, рестораны тоже, а вот бары работают.
Знаменитый бар «Менделеев».
И дверь в дверь с ним столь же знаменитый бар «Горохов» – тайная богемная дыра для «посвященных»: наверху в зале нудл-хаус, японская лапша и суши, а лестница в подвал скрывает «кущи» – разубранный, словно драгоценная табакерка, дорогой бар, где прежде коротали ночи и олигархи, и кремлевские, и деляги из провинции, приехавшие улаживать дела и искать высокого покровительства, и «решалы» разных мастей и рангов, которые как-то за последние годы развеялись, расточились, словно дым в ночи, уступив место сначала разного рода «спецам по конфликтам» с небритыми рожами, пивными животами и южным простонародным акцентом, а потом и вообще всякой разномастной камарилье – кокаинистам, мажорам, разведенным богатым женам, брошенным любовницам, бывшим эскорт-моделям, футболистам, списанным со счета, олимпийским чемпионам, со скандалом лишенным медалей за допинг, разорившимся банкирам, покерным шулерам, собирателям криптовалют и прочая, прочая, прочая.
На входе в оба бара стоял охранник – сущая деревня в кожаных портках и косухе. Он что-то забурчал. Но Гущин только глянул на него. А тот тоже лишь глянул на его ссадину на скуле, на его плечи, на Катю, выглядывающую из-за его широкой спины. И распахнул дверь. И они вошли в совершенно пустой (третий час ночи) и сумрачный зал японской лапшичной. При свете тусклого фонаря обнаружили ту самую лестницу и…
Катя вспомнила, что это за бар такой, «Горохов». О нем упоминал таксист – именно отсюда он забрал вечером в пятницу Викторию Первомайскую и привез ее в «Светлый путь». Значит, Гущин явился сюда не просто напиться, залить душевный пожар коньяком и водкой.
Спустились.
Шум, пьяный гам. Сигаретный дым.
Здесь курили.
Здесь играла музыка.
И бар был набит битком.
Гущин направился прямо к стойке красного дерева, за которой орудовал ловкач-бармен, ну просто жонглер цирковой, готовивший коктейли клиентам, сгрудившимся у стойки.
– Вы вчера работали? – спросил его Гущин.
– А в чем дело? Я комментариев не даю. Вы в зеркало давно смотрелись?
Гущин показал ему удостоверение.
Бармен не стушевался, однако все с большим любопытством созерцал разбитую физиономию полковника полиции: