– Я называю эту ткань Пустотой. Она поглощает свет. Краски на ней обесцвечиваются.
– Ты сама ее соткала? – спросила Элайна, глядя на шпалеру.
Ткачиха кивнула. Как мне показалось, с гордостью.
– Мой недавний опыт. Хотела проверить, можно ли соткать темноту. Не я первая пытаюсь это сделать. Интересно стало: сумею ли я опуститься глубже и дальше других ткачих?
Я сама побывала в пустоте. Ткань, созданная этой женщиной, очень напоминала увиденное мной.
– Зачем?
Серые глаза ткачихи вновь взглянули на меня.
– Мой муж не вернулся с войны.
Искренние, открытые слова. В моей душе они прогрохотали, как лавина. Мне было тяжело выдерживать ее взгляд, слушая продолжение рассказа.
– Я попыталась соткать Пустоту на следующий день после известия о его гибели.
Но ведь в Веларисе не существовало воинской повинности. Значит, муж ткачихи отправился добровольцем. Заметив мое недоумение, женщина тихо добавила:
– Он посчитал, что так будет правильно. Решил помочь сражающимся. Нашел единомышленников. Они примкнули к легиону Двора лета. Муж погиб в сражении за Адриату.
– Прими мои соболезнования, – прошептала я.
Элайна повторила мои слова.
– Я думала, мы с ним проживем еще тысячу лет, – сказала ткачиха, глядя на шпалеру. Ее руки медленно повернули колесо станка. – Мы были женаты триста лет, но боги не даровали нам детей.
Пальцы ткачихи вновь задвигались, красиво, безупречно.
– От него не осталось даже такой памяти. Его больше нет, а я живу. Из этого чувства и родилась Пустота.
Я не знала, что́ отвечать и надо ли… Ткачиха продолжала работать.
А ведь на ее месте могла оказаться и я. Риз мог погибнуть. Он почти погиб.
Удивительная ткань, рожденная и сотканная горем. Такое же горе лишь слегка задело меня, и я молила всех богов, чтобы те мгновения не повторились. Ткань пронизывала утрата, от которой невозможно когда-либо оправиться.
– Я уже говорила: меня постоянно спрашивают про Пустоту. Я надеюсь, что каждый рассказ будет приносить мне облегчение.
Невольно я примерила ее слова на себя… Я бы такого не выдержала.
– Зачем тогда продавать шпалеру? – участливо спросила Элайна.
– Не хочу, чтобы она оставалась здесь, – ответила ткачиха.
Челнок ее станка неутомимо двигался взад-вперед, живя своей жизнью.
Спокойствие ткачихи было обманчивым. Я ощущала глубочайшее, неутихающее горе, волны которого наполняли магазин. В числе магических дарований, полученных мной от разных дворов, был и дар проникновения в чужой разум. Таких фэйцев называли диматиями. Я могла бы в считаные секунды притушить эти волны, уменьшить душевную боль ткачихи. Я еще никому не помогала подобным образом…