Оставалось загадкой, кто защитит её от самого Кейрана.
Если Сагерт Донеган надеялся своим письмом успокоить девушку, то не очень-то в этом преуспел. Пробежавшись несколько раз по листку взглядом, Мишель взволнованно поднялась. Принялась расхаживать из угла в угол, чувствуя себя мечущейся по клетке канарейкой. Которой в любой момент могли свернуть её тонкую шейку.
Снова и снова опускала глаза на отпечатавшиеся на листке слова, ощущая, как из глубин души поднимается паника. Животный страх, какой возникает, когда оказываешься в безвыходной ситуации.
Размытые пространственные фразы, пронизанные фальшью…
— И как же он собрался выбираться из «этой щекотливой ситуации»?! — в отчаянье воскликнула Мишель, разгоняя густившуюся вокруг тишину.
Принялась спешно зажигать все имевшиеся на чердаке свечи, чтобы то же самое проделать с обступившей её со всех сторон темнотой. Девушка жалела о том, что так же просто нельзя прогнать тьму, властвовавшую в сердцах Донеганов.
Мишель не покидало ощущение, что хозяин Блэкстоуна просто тянет время, чтобы… На ум приходило немало предположений, которые могли бы последовать за этим роковым «чтобы», и одно пугало сильнее другого.
Мишель в отчаянье закусила губу. Кейран её обманул. Впрочем, ничего другого от этого вертопраха ожидать не стоило. Катрина ей не сообщница, Аэлин — так тем более. Если и дальше будет продолжать надеяться на здравомыслие мистера Донегана — окажется последней дурой. А дурой чувствовать себя Мишель Беланже не привыкла и не любила. После поспешного бегства хозяина Блэкстоуна девушка поняла, что тому чуждо сострадание, и он будет действовать только в интересах семьи. Наверняка уже мчится к какому-нибудь вуду-колдуну, чтобы устранить последствия глупости сына.
Её устранить…
Мишель содрогнулась.
— Я должна с ней поговорить! — яростно комкая листок с лживыми заверениями, что в скором времени всё у неё будет расчудесно, запальчиво сказала девушка. — Она побоялась рассказать, что не так с этой сумасшедшей семейкой, но, может, согласится передать весточку в Лафлёр? Через кого-то, хоть кого-нибудь!
Рабыня, которую когда-то давно выкупили у её родителей Донеганы, сейчас виделась Мишель последней надеждой и шансом на спасение.
— Может, в память о доброте моего отца согласится оказать мне услугу. Ах, если бы!..
Пленница потерянно оглядывалась по сторонам, замечая растёкшиеся по полу и стенам тени. Бесформенные, непонятные, уродливые. Такой теперь была её ещё совсем недавно чудесная, идеальная жизнь — уродливым отражением прекрасного прошлого.