Я билась в захвате заклинания, по-прежнему оставаясь неподвижной, с каждой минутой все отчетливее ощущая свою беспомощность.
— Сидите смирно, мисс Руа?
Издевка прозвучала совсем рядом, и я мысленно вздрогнула: из-за шума воды даже не расслышала, как он подошел.
— Тогда начнем.
Я бы зажмурилась, но увы. Со стороны могло показаться, что я просто устала и прилегла отдохнуть в кресло, особенно когда его пальцы невесомо погладили шею. Отражение рисовало растрепанную меня и Ормана, склонявшегося надо мной, расстегивающего пуговицу за пуговицей. Я могла лишь смотреть, как раскрывается воротник платья, затем лиф (длинной вереницей выскальзывающих из петель перламутровых капелек, уходящих на талию).
Почему-то закончив с ними, он не стал снимать платье. Опустился на одно колено, мягко подхватил мою ногу, освобождая из плена грубых осенних туфель. Краска залила щеки, когда я вспомнила, на что похожи мои каблуки, особенно на левой — совсем стерся. Впрочем, на каблуки Орман не смотрел: медленно стянул сначала одну, затем другую. Отставил в сторону, провел пальцами от лодыжки к колену — и обратно, после чего мягко опустил мою ногу на пол.
— Знаете, почему важны наказания? — произнес он, глядя на меня снизу вверх. — Чтобы плохие поступки запоминались не только тем, кому они причинили боль. Но и тем, кто их совершил.
«Какую боль?!» — хотелось закричать мне, вместо этого я только мысленно уронила на голову Ормана курительницу. Благо, стояла она совсем рядом, и услаждала мой взор своей тяжестью. По ванной плыл аромат, от которого кружилась голова, цветочный, с легкой травяной горчинкой. Исходил он, правда, не от нее, а от чего, я понять пока не могла.
— Вижу, вы совсем не раскаиваетесь, мисс Руа.
В чем я должна раскаиваться?!
Орман поднялся и ногой подвинул к креслу вазу. Высокую вазу, в которой стояли бамбуковые стебли, завершающие обстановку ванной комнаты. В прошлый раз я не обратила на нее внимания, потому что она была придвинута к стене, но сейчас… Сейчас мне стало дурно, особенно когда он вытянул один стебель и мягко провел им по ладони. Положил на туалетный столик, и меня бросило в холодный пот.
Нет. Нет-нет-нет-нет-нет.
Пожалуйста, только не это!
В следующий миг Орман легко вздернул меня на ноги: на миг притягивая к себе, чтобы заглянуть в глаза. Надеюсь, ему сполна хватило ненависти и презрения, которые я вложила во взгляд. Судя по тому, как потемнели его глаза, подчеркнутые золотой каймой радужки, хватило. Правда легче от этого не становилось.
— Совершенно не раскаиваетесь.
Мерзавец, сволочь, урод, шантажист!