До остановки омнибуса было всего-ничего, но я зашагала в сторону реки, на дальнюю — чтобы успеть втиснуться до того, как начнется давка. Если совсем повезет, возможно, даже получится сесть, и меня не сомнут, как завалявшуюся в бумаге галету.
Сесть удалось, причем у окна, и я разглядывала сверкающий на солнце свинец реки. Дорога уходила под гору, в такие дни отсюда было хорошо видно противоположный берег: купол Миланейского собора, самого красивого собора Лигенбурга, ухоженные домики, и все пестроцветье бурлящего центра. За спиной остался прибрежный район, набережная и Новый город.
Так называется место, где живу я. Когда-нибудь, когда закончится стройка, здесь будет очень красиво. Здесь даже улицы не в пример широкие, не то что в центре. А пока что главное ходить осторожно и оглядываться, особенно мимо строительных штабелей, с которых постоянно что-то падает.
Иногда под ноги, иногда на голову.
На подходах к музею у меня пересохли губы, и я снова принялась их кусать. На этот раз сердце в груди устроило самую настоящую кантрель.
Надеюсь, Ормана не будет на открытии. Если верить Лине, он редко появляется на публике.
А если будет?
Эта мысль заставила еще раз остановиться перед служебным входом и пригладить волосы. А заодно посмотреться в зеркальце, которое достала из ридикюля. Глаза у меня были каждый размером с антал. Причем не с современный, а со старинный, которые в диаметре раза в два больше.
— Буду вести себя, словно ничего не случилось, — пообещала себе.
Пусть даже я ничего не нашла про магическую закорючку на запястье (ненормальный сон, о котором я отказывалась думать — не в счет!), пусть даже я по-прежнему ему должна… так, об этом сейчас лучше не думать. Об этом вообще лучше не думать!
С этими мыслями я шагнула в двери: сегодня здесь было не в пример многолюдно. В небольшом холле, который когда-то служил черным ходом, гудели голоса. Двое мужчин принимали у собравшихся пальто и шляпы, стоявший у конторки высокий бородач с бакенбардами бросил на меня быстрый взгляд.
— Мисс, вы, должно быть, ошиблись, — со снисходительной улыбкой произнес он. — Вход в музей с другой стороны, выставка откроется через два с половиной часа.
— Для гостей, — ответила я. — Я художница.
Мужчина вскинул брови, а потом заливисто рассмеялся.
— Забавная шутка.
«Это борода у тебя забавная», — подумала я, а вслух сказала, достаточно громко:
— Это не шутка. Мой сюжет представлен на выставке.
После этих слов в холле воцарилась тишина. Первым ко мне повернулся солидный мужчина, держащий в руках увесистую папку, за ним молодой человек, с которым он разговаривал. Взгляды обращались на меня один за другим, цеплялись за шляпку и ридикюль, скользили по волосам: недоуменные, изумленные, сомневающиеся.